Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ века – начала XXI века: 1917–2017. Том 1. 1917–1934

Тучи с ожерёбаРжут, как сто кобыл,Плещет надо мноюПламя красных крыл.Небо словно вымя,Звезды как сосцы.Пухнет Божье имяВ животе овцы.Верю: завтра рано,Чуть забрезжит свет,Новый под туманомВспыхнет Назарет.Новое восславятРождество поля,И, как пес, пролаетЗа горой заря. (1917) [1, с. 106]

Порою поэт мыслит себя в утробе Бога, частью Бога, богомладенцем. Бог везде: и сверху, и снизу, и в небе, и в сини морской:

О Боже, Боже, эта глубь —

Твой голубой живот.Златое солнышко, как пуп,Глядит в Каспийский рот. [1, с. 141]

Бог, порождаемый поэтом, может творчески и трагически для всей богозданной твари переделывать земной мир:

Сойди на землю без порток,Взбурли всю хлябь и водь,Смолой кипящею востокПролей на нашу плоть. [1, с. 141]

А самому поэту следует вернуться в небесное лоно:

Да опалят уста огняЛюдскую страсть и стыд.Взнеси, как голубя, меняВ твой в синих рощах скит. (1919) [1, с. 142]

И Родина-Русь как уже богородица, единосущная самому автору, вовлекается в его упоенное поэмное словотворчество, обращенное к самому себе:

Облаки лают,Ревет златозубая высь…Пою и взываю:Господи, отелись!Перед воротами в рай

Я стучусь:Звездами спеленайТелицу Русь.За тучи тянется моя рука,Бурею шумит песнь,Небесного молокаДаждь мне днесь.(«Преображение», ноябрь 1917). [2, с. 52]

При этом весь порождаемый божественно-пророческим словом новый мир в своей очередной неизбежной порче подлежит очередному уничтожению от очередной ипостаси бога-творца:

Грозно гремит твой гром,Чудится плеск крыл.Новый СодомСжигает Егудиил. [2, с. 53]

Новую земную революцию поэт мыслит частью этой магической мистерии:

Но твердо, не глядя назад,По ниве водНовый из красных вратВыходит Лот. [2, с. 53]

Так очередной воплощенный богомладенец преображает падший мир, участвуя в его уничтожении:

Зреет час преображенья,Он сойдет, наш светлый гость,Из распятого терпеньяВынуть выржавленный гвоздь. [2, с. 55–56]

А сделав дело, новоявленный спаситель отойдет в свое демоническое ночное царство, подарив обновленному и уже обреченному миру следующего убийцу-обновителя:

А когда над Волгой месяцСклонит лик испить воды, —Он, в ладью златую свесясь,Уплывет в свои сады.И из лона голубого,Широко взмахнув веслом,Как яйцо, нам сбросит словоС проклевавшимся птенцом. [2, с. 55–56]

Таков же пророк-ангел-бог-поэт в «Инонии» (январь 1918):

Не устрашуся гибели,Ни копий, ни стрел дождей, —Так говорит по БиблииПророк Есенин Сергей.

Время мое приспело,Не страшен мне лязг кнута.Тело, Христово тело,Выплевываю изо рта.Не хочу восприять спасенияЧерез муки его и крест:Я иное постиг учениеПрободающих вечность звезд.Я иное узрел пришествие —Где не пляшет над правдой смерть.Как овцу от поганой шерсти, яОстригу голубую твердь.<…>Я сегодня снесся, как курица,Золотым словесным яйцом.Я сегодня рукой упругоюГотов повернуть весь мир…Грозовой расплескались вьюгоюОт плечей моих восемь крыл. [2, с. 61–62]