Судьбы русской духовной традиции в отечественной литературе и искусстве ХХ века – начала XXI века: 1917–2017. Том 1. 1917–1934

Только сила душевная крепла,За ударом встречая удар,Только сердце под грудою пеплаВсё таит нехладеющий жар…

Поэт верит в грядущее очищение оскверненных нив, в возрождение отчизны:

Верь – над проклятой грешной землеюВоссияет Христова Любовь,Выйдет пахарь – послушной сохоюПодымать непокорную новь⁴².

Надеждой и упованием на помощь Божию завершаются раздумья православного поэта над судьбами родины.

Образы и стилистика поэзии «серебряного века» очевидны в поэзии Гессена. Но, используя их в своем творчестве, поэт создает глубоко православные по духу стихи. Возникает примечательное явление: христианская традиция воплощается в формах той самой поэзии, которая на протяжении двух предшествующих десятилетий отрицала Церковь и отворачивалась от православного вероисповедания.

Есть в наследии Гессена и стихотворения непосредственно религиозной тематики, как, например, «Страстная суббота»:

…Но ты о детской, ясной вереУстами чистыми молись.И за церковную оградуЯ проведу тебя в посту,Где встретит нас людского стадаБлагой и Ласковый Пастух⁴³.

Гессен оставил несколько образцов любовной лирики – лирических шедевров. Характерно, что все они пронизаны чувством присутствия Бога, а красота избранницы определена ее духовной кротостью и твердой верой. Возникает необычайно привлекательный образ православной девушки,

столь редкий для русской поэзии:

Молчаливая, тихая строгая,На закате предпраздничных днейПроходила ты в церковь убогуюМимо желтых вечерних полей.

Соблазнам Вечной Женственности, демонически-чарующей блоковской Незнакомке противопоставлена красота веры, чистой и глубокой. Героиня находит смысл жизни в религиозном подвиге, обретает высшую радость в исполнении евангельских заветов:

И великою милостью Божьею,Как и всякий, кто беден и сир,У Святого Христова подножияОбрела ты надежду и мир⁴⁴.

Хорошо знавший поэта Кирилл Зайцев в памятном слове подвел итог творческой судьбе Гессена: «он был „нравственным талантом“. Не холодным зрителем проходил он через наши грозные дни. Он пережил в своем молодом, еще почти детском сердце революцию, и в нем происходила огромная внутренняя работа по созданию нового крепкого и светлого миросозерцания. Это духовное горение выливалось и в формах поэтического творчества. А<лексей> В<ладимирович> был поэт „Божией милостью“. Замкнутый, застенчивый и робкий, он пламенел внутренним огнём»⁴⁵.

Надо ли уточнять, что под «крепким и светлым» имеется в виду православное миросозерцание.

С. С. Бехтеев

Поэт Сергей Сергеевич Бехтеев (1879–1954) во многих отношениях противоположен А. Гессену. Роднит, объединяет поэтов глубокая православная вера, проявлявшаяся в личном исповедании и в творчестве. Жизненный путь Бехтеева продолжался 75 лет. С юности и до конца дней он оставался верен стержневой своей теме – воспеванию и чаянию православной родины и монархии. В среде эмиграции, где преобладали антимонархические настроения, Бехтеев оставался убежденным почитателем убитого Государя.

Образ Царя-страстотерпца занимает особое место в его творчестве. Пророческие строки находим в стихотворении «Святая ночь», написанном в канун Рождества 1918 года:

Искрятся звезды, горя,К окнам изгнанников льнут,Смотрят на ложе Царя,Смотрят и тихо поют:«Спи, Страстотерпец Святой,

С кротким Семейством Своим;Ярким венцом над ТобойМы величаво горим»⁴⁶.

В дни, когда члены царской семьи находились в заточении и никто не мог знать их будущую судьбу, Бехтеев формулирует то самое определение, которое спустя много десятилетий прозвучит во время их канонизации как «святых страстотерпцев». Его убежденность в том, что казненный Государь будет прославлен в лике святых, отчетливо выражена в стихотворении «Виденье дивеевской старицы» (1922) и в ряде других.

К 1917 году относится и стихотворение-заклинание, стихотворение-молитва «Боже, Царя сохрани» – поэт исступленно слезно взывает к Господу:

Гнусность измены простиТемной, преступной стране;Буйную Русь возвратиК милой, родной старине…

Завершается оно дерзновенным воплем: «Боже, отдай нам Царя, Боже, отдай!»