Судить буду я

Московских адвокатов хана Акмаля Сенатор прождал три дня - то ли задержались в белокаменной, то ли Сабир-бобо устроил какое-нибудь новое испытание, а может, загуляли в Аксае после голодной столицы. Там сейчас жизнь далеко не сахар, не стекаются в Москву реки изобилия со всех концов неоглядной страны, отпала нужда в пропагандистской витрине, а в Аксае принимали всегда по-хански. Отчего, конечно, день-другой не провести в горах, в заповеднике, подышать свежим воздухом, обойти за прогулку три-четыре водопада, а после вернуться к богатому дастархану, ныне такие застолья по карману только очень состоятельным людям. Он сам с наслаждением вспоминает день, проведенный у Сабира-бобо, и жалеет, что не было времени выбраться в горы, к охотничьему домику, выстроенному в ретро-стиле тридцатых годов, где его некогда принимал сам хан Акмаль и где они наконец-то ударили по рукам, нашли ключ к взаимопониманию.

Но на четвертый день, когда он уже собирался связаться с Сабиром-бобо, рано поутру раздался телефонный звонок. Московские юристы звонили с Южного вокзала, куда прибыл наманганский поезд, и просили о встрече. Через час Сухроб Ахмедович уже принимал их дома за накрытым столом. Сенатор оказался прав в своих предположениях: гости действительно не хотели уезжать из хлебосольного Аксая, и прием, оказанный им, вспоминали то и дело. Весь день, до самого отлета самолета, с небольшим перерывом на визит в махаллинскую чайхану, где Сухроб Ахмедович заказал плов, они проговорили о возможных путях освобождения хозяина Аксая хана Акмаля, или в миру гражданина Узбекистана Арипова. Время и обстоятельства работали на хана Акмаля, если бы его судили на скорую руку, как секретаря Заркентского обкома партии Анвара Абидовича Тилляходжаева в начале перестройки, то он наверняка потянул бы на высшую меру. Самый большой срок заключения показался бы большой милостью и ему Арипов был бы несказанно рад, ведь и тогда, шесть лет назад, материала для суда было достаточно, и свидетелей, твердо стоявших на своем, сотни, но Прокуратура СССР не спешила. Никому и в голову не могло прийти, что страну могут развалить, а вместе с ней ликвидируется и сама Прокуратура СССР, главный обвинитель Арипова. За годы затянувшегося следствия прокуратура подготовила на хана Акмаля более шестисот томов уголовного дела и выявила сотни свидетелей. Вот свидетелями вплотную и занимались адвокаты. Тщательно просмотрев тома дела и видеозаписи очных ставок, они составили подробный список тех свидетелей, которых нужно было заставать изменить показания. Правда, желающих дать показания против хозяина Аксая с каждым годом перестройки становилось все меньше и меньше. И в адвокатский список входили наиболее стойкие люди, в большинстве своем имевшие личные счеты с ханом Акмалем. Свидетелями по делу проходили в основном жители Аксая или близлежащих кишлаков, несколько чиновников из Намангана, крепко и прилюдно битых ханом Акмалем. Ну еще несколько журналистов из Ташкента и областной газеты, робко пытавшихся донести до народа о не совсем социалистических порядках, царивших в знаменитом орденоносном и краснознаменном агропромышленном объединении, из окон которого была видна необъятная Красная площадь и монументальная бронзовая скульптура Ленина, вторая по величине в Азии.

Списки давно, еще в первый визит адвокатов в Аксай, были переданы Сабиру-бобо для профилактической работы со строптивыми. Кроме списков, Сабир-бобо получил копии всех свидетельских показаний против хана Акмаля. Теперь ни один дехканин не мог сказать ему: я этого не говорил, не помню. Сам факт, что Сабиру-бобо было известно, о чем они говорили следователю за двойными дверями, действовал на колхозников магически. Они лишний раз получали подтверждение, что с власть имущими бороться бесполезно, на кого жалуешься, тот и будет разбирать твою жалобу. Да и обстановка вокруг, провалившаяся перестройка, действовала на людей удручающе, ведь с перестройкой столько надежд связывали! А все вернулось на круги своя.