Читаем Судороги полностью

– Ну это разумеется, – подтвердил Альфред. – Если бы было по-другому, то Вы не были бы ученым. А были бы, например, писателем! Может даже сказочником.

Друзья улыбнулись.

– Пойду поставлю чайник, – и Альфред, несмотря на уже ночное время, поплелся на кухню.

Нечаеву тоже не спалось. Он прекрасно понимал, что Росс докопается до самой глубины вопроса об иммуниках. Вот только когда это будет? Чайник вскоре закипел, и вот уже на столе, на тарелке, лежали нарезанные бутерброды.

– Какой вкусный чай! – проговорил Нечаев, отхлебнув из чашки.

– А знаешь почему? – задал ему вопрос Альфред.

– Нет, – ответил Нечаев.

– Это все потому, что у нас с тобой научные беседы! – констатировал Альфред. – У нас безлимитный график! Когда захотим, тогда и работаем! Вот сейчас, ну накатило! Так и хочется помыслить, пофилософствовать, разумеется, по теме. Вот такие мы!

– Ай-да мы! – засмеялся Нечаев, откусывая бутерброд. – Значит говоришь, что ограничения играют здесь важнейшую роль?

– Наиважнейшую, Александр Павлович, – ответил Альфред, – наиважнейшую! Ограничения степеней свободы логикой второго порядка, а это значит правилам построения движений по принципам того же порядка, определяют не только присутствие синергетического эффекта, но и гораздо более важные вещи. Я так думаю, что все это влияет на синапсы. Нейросеть становится не просто упорядоченной, она становится именно иммунизированной. То есть мы можем наблюдать синаптическую иммунизацию. Выстраивание синапсов таким образом, что созданная в результате этого конструкция нейросети будет сильно отличаться от обыденной. Вот Вам и платформа для алгоритма! А программа может, конечно, еще и пригодиться. Но сбить с толку такого андроида будет не под силу.

– Вы хотите сказать, что может измениться даже анатомия? – спросил Нечаев.

– Да, мой друг, – ответил Альфред. – Насчет нейрохимии сказать трудно, хотя… кто знает? Все может быть задействовано, даже нейромедиаторные процессы.

– Ну уж это Вы хватили через край! – Нечаев даже бутерброд положил на тарелку. – Это уж слишком!

– Нет, Александр Павлович, не слишком! – ответил Альфред. – Очень даже не слишком! Природа что-то задумала вообще о нашем существовании здесь, на Земле. Для нас с вами ГАМК, ну эта, гамма-аминомасляная кислота, да глицин всего лишь тормозные нейромедиаторы! Не более! Как кусок сахара в чашке с чаем! Понимаете? Мы привыкли к плоскостному измерению. А вот здесь открываются совершенно новые горизонты. Нужны только условия, и они сработают!

– Кто сработает? – Нечаев был насторожен после таких рассуждений Росса.

– Элементы, Александр Павлович! – ответил Росс. – Только все должно быть упорядоченно.

Нечаев понимал, что речь шла далеко уже не о рефлекторной дуге, а о нечто совсем ином. Человек, привязанный к рефлексам, живет по их законам, по сути говоря. В случае с иммуноандроидами человечество вступило в совершенно иную эру своего развития. Рефлекторная дуга может остаться далеко позади. Что будет в таком случае с человечеством? Что его ждет?

Действие двадцать второе

Браун, видя такое, на несколько секунд потерял дар мысли. О даре речи не могло быть и речи, дабы рот его был занят дыхательным раструбом акваланга. Дельфин, подплыв к нему, оказался с ним буквально нос к носу. Затем «издевательски» повертел перед его носом тростью, пропищал что-то, и начал плавать вокруг Брауна, демонстрируя ему трость. Такой наглости от дельфина Браун никак не ожидал. Он сидел на подводном камне и тупо глазел на кривляющегося дельфина. А тот плавал вокруг него, приглашая поиграть в игру, типа «А ну-ка, отними!»

Стэлла сидела на подводном камне и даже под водой пыталась уложить волосы, дабы быть красивой и на дне морском. Хотела даже пришпилить их заколкой. Но, подумав, оставила эту идею в покое. Множество рыбок проплывало мимо нее. Вдруг она почувствовала несильный щипок в ноге. Посмотрев, кто это щипается, увидела краба, защищающего свою территорию. Стэлле стало смешно, глядя на него. Оторвав его от камня, Стэлла принялась рассматривать его. А краб, расставив клешни, пытался напугать ее устрашающей позой. Стэлла одарив краба ласковой и вместе с тем ироничной улыбкой, разжала пальцы. Краб сначала был вынужден поплыть в воде, прежде чем опуститься на дно. Оказавшись на дне, он тут же, спасаясь, юркнул в расщелину. Только его и видели. Стелла вздохнула всей кожей. Запрокинула голову кверху. А там, далеко наверху, тоже кипела жизнь! А ей было здесь хорошо, спокойно и одиноко. Тихо и спокойно.

А в это время Браун носился за дельфином. Уж кому-кому, а ему было жарко и даже очень! Он забыл даже про воздух в баллонах. А дельфин все играл и играл с ним.

Том, закусив губу, смотрел на время. Воздух в баллонах Брауна был на исходе.

– Ну-с! И где твой дружок? – издевательски прокричал Эндрю. – А хвастун был отменный! Может его акула съела?

– Да хватит Вам! С вашей проклятой тростью! – закричал в ответ Том.

– Как скажете, сэр! – ответил Эндрю с тем же издевом.

В это время из воды вынырнул дельфин, сделав вдох, вновь ушел в глубину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Фэнтези / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее