Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США. 1962–1986 гг.

Брежнев остался доволен обедом в нашем посольстве. После обеда он захотел посмотреть, «где живет посол». Втроем – к нам присоединилась жена – мы поднялись на третий этаж, где находилась небольшая квартира посла. Присели. Гость находился в хорошем настроении. Он стал расспрашивать о нашем житье-бытье. Завязался обычный житейский разговор. В это время появился встревоженный начальник охраны и начал делать мне знаки, как бы приглашая меня выйти. Брежнев заметил это и сказал: «Нечего наушничать. Говорите – тут все свои».

Помявшись, начальник охраны сказал, что только что был анонимный звонок в посольство, будто в нем заложена бомба, и что лучше Брежневу срочно вернуться в «Блэйр хаус».

Я поддержал его (как говорится, «береженого и Бог бережет»).

«А ты что будешь делать?» – спросил меня Брежнев. Моя жена тут же ответила, что такие звонки бывают довольно часто, и так как нам идти некуда, то мы обычно продолжаем заниматься своими делами.

Брежнев заявил, что он тоже «не будет паниковать» и посидит с нами еще полчасика. Что он и сделал, несмотря на уговоры сразу уехать. Было уже около 12 часов ночи. Все обошлось благополучно, хотя мне и пришлось понервничать: ведь посол отвечает за все.

Весьма своеобразным был второй этап поездки Брежнева, когда он вместе с Никсоном на президентском самолете отправился в Калифорнию, в Сан-Клементе, где находился собственный дом президента. Там он по приглашению Никсона и остановился. Дом и личные апартаменты президента были вполне скромными – одноэтажный дом с внутренним двориком, окруженным самим зданием.

На местном аэродроме «игра в телефон» продолжалась. Поскольку эта часть визита не предусматривала никаких официальных церемоний, в том месте, где должен был остановиться самолет, были лишь охрана и обслуживающий персонал. Однако рядом на поле одиноко стояла тумбочка с телефоном прямой связи с Москвой на случай, если генеральному секретарю «понадобится» такая срочная связь (на этом настояла советская сторона; тут опять сыграли свою роль скорее ложно понимаемые престижные соображения, чем реальная потребность).

Вечером Никсон устроил во дворе дома вокруг бассейна прием в честь Брежнева. Присутствовала калифорнийская знать, среди которой выделялись голливудские звезды. В их числе был и Рональд Рейган. Надо сказать, что Брежнев любил американское кино, но в основном лишь ковбойского жанра. Эти картины он часто смотрел дома и знал актеров. На приеме он уделял основное внимание актерам ковбойских фильмов, чем, видимо, несколько обидел других «звезд». Особенно ему понравился Чак О’Коннер, который привез ему в подарок ковбойский пояс с двумя пистолетами (Брежнев не без гордости показывал эти пистолеты в Москве своим коллегам, а при полете из США домой надел этот пояс и «демонстрировал» ковбойские приемы с пистолетами, которые он видел когда-то в кино).

После приема Никсон устроил для Брежнева ужин, на котором присутствовали также Киссинджер, Роджерс, Громыко и я. Так получилось, что после ужина Никсон с Брежневым несколько задержались, обсуждая что-то (я действовал в качестве переводчика). Вначале разговаривали стоя, затем присели. Никсон предложил вина и виски. Брежнев предпочитал «чистые» виски (чтобы «не портить их водой») и быстро захмелел. Разговор с общеполитических и международных тем перешел на сетования Брежнева о том, как нелегко быть генеральным секретарем, как ему приходится, в отличие от президента США, выслушивать «всякие глупости» от других членов политбюро и учитывать все-таки их общее мнение. Он стал жаловаться, называя конкретные фамилии (Косыгина, Подгорного), что некоторые из его коллег «подкапываются» под него и что ему все время приходится быть начеку.

Никсон явно чувствовал себя не в своей тарелке, слушая – хотя и не без интереса – все эти «откровения» подвыпившего Брежнева. Мне же при переводе приходилось всячески выкручиваться, обходить наиболее деликатные детали взаимоотношений членов кремлевского руководства, о которых я и сам порой не все знал.

В конце концов мне, не без помощи Никсона, удалось увести сильно захмелевшего Брежнева в отведенную ему комнату. На другой день он меня спросил: «Анатолий! Много я наговорил вчера лишнего?» Ответил ему, что было такое дело, хотя я старался не все переводить. «Это ты правильно сделал, – заметил он. – Черт меня попутал с этим виски, я к нему не привык и, соответственно, не рассчитал свою дозу».

Больше таких срывов у него не было. Они с Никсоном продолжили обмен мнениями по разным вопросам (наиболее активно использовали свое время в Сан-Клементе для отдельных неофициальных, но интенсивных переговоров Киссинджер и Громыко).