30 июля – 1 августа 1975 года в Хельсинки проходил завершающий этап Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Это была самая большая встреча глав европейских стран после Венского конгресса 1814–1815 годов, но на этот раз с участием еще США и Канады. Всего в ней участвовало 35 стран.
В течение ряда лет США весьма прохладно относились к созыву такой конференции, считая, что они от этого ничего не выиграют. Тем временем было подписано соглашение между Востоком и Западом о статусе Западного Берлина. Советский Союз выразил готовность начать переговоры в Вене по взаимному и сбалансированному сокращению обычных вооружений стран Варшавского договора и НАТО. Ход событий привел к тому, что с 1973 года стороны начали конкретно планировать созыв европейского совещания по вопросам безопасности, что и было осуществлено в 1975 году. Основополагающие документы, подписанные в Хельсинки, содержали обязательства участников в трех ключевых сферах: безопасности, экономики и гуманитарного сотрудничества, с включением сюда вопроса о свободе передвижения людей и обмена идеями, а также о соблюдении прав человека (участники совещания называли их договоренностями «по трем корзинам»).
Надо сказать, что советское руководство с самого начала переговоров интересовали лишь первые две «корзины» (безопасность и торговля). Особое значение при этом придавалось признанию совещанием законченности послевоенных европейских границ. Вместе с тем оно стремилось всячески ослабить третью «корзину», по-прежнему считая гуманитарные вопросы своим внутренним делом, а не международными вопросами, по которым Москва должна была дать определенные обязательства; в противном случае западные страны отказывались идти навстречу в вопросах о границах и по некоторым другим аспектам первых двух «корзин». Борьба вокруг всего этого и продолжалась с 1973 года вплоть до самого совещания в Хельсинки.
По мере того как приближалась намеченная дата встречи в Хельсинки, в политбюро разгорались горячие дискуссии по поводу документов, которые предстояло подписать там Брежневу от имени советского правительства. Все поддерживали первую «корзину», а также вторую, хотя оставалось еще немало несогласованных вопросов. Упорный спор шел вокруг третьей «корзины». Многие члены политбюро считали неприемлемым принятие на себя международных обязательств по вопросам, которые до сих пор Москвой рассматривались как чисто внутренние. Речь действительно шла о принятии Кремлем нелегкого для него принципиального решения.
В конце концов на заключительном заседании в политбюро восторжествовала «компромиссная» точка зрения Громыко. Его аргументация сводилась к следующему. Главным вопросом для СССР является вообще признание послевоенных границ и сложившейся политической карты Европы. Такое признание было бы большой политической и пропагандистской победой для СССР. Кроме того, открывались пути для разнообразного сотрудничества и переговоров по разным вопросам с западными участниками совещания в Хельсинки. Что касается гуманитарных вопросов, то регулирование степени их выполнения по конкретным делам, говорил Громыко, все равно оставалось бы в руках советского правительства. «Мы хозяева в своем собственном доме». Короче, заранее негласно признавалась возможность игнорирования отдельных гуманитарных обязательств.
Решающую роль сыграл Брежнев, который активно поддержал Громыко. Брежневым двигало амбициозное стремление участвовать в подписании важных международных документов в таком представительном форуме, как совещание в Хельсинки. Он хорошо понимал, что получит очень большое «паблисити» прежде всего дома, когда советский народ узнает об «окончательном» решении вопроса о после военных границах. Что касается гуманитарных вопросов, то о них можно будет и не говорить дома сколько-нибудь подробно (по существу, такого подхода придерживалась советская пресса после Хельсинки). Правда, пришлось опубликовать текст принятых в Хельсинки документов в официальной прессе, и они были взяты на вооружение диссидентами, но положение последних внутри страны еще долго оставалось неизменным, хотя их отъезд за рубеж стал более свободен, он даже «поощрялся» властями в отдельных случаях.
В другой ситуации оказался президент Форд. «Ни один из моих визитов за рубеж в годы президентства, – писал он в своих мемуарах, – не вызывал такого широкого непонимания». Подписывая хельсинкские соглашения, он рассчитывал на поддержку в США прежде всего потому, что советское правительство давало наконец важные обязательства по нашумевшим на Западе гуманитарным вопросам, включая эмиграцию и права человека.
Кроме того, в обмен на признание общих послевоенных границ СССР признавал право изменения национальных границ в Европе «мирными средствами», что сохраняло перспективы германского объединения.