Меморандум Вэнса свидетельствовал о том, что внутри администрации развернулась дискуссия о путях дальнейшего развития отношений с СССР. По заданию Белого дома служба Харриса провела в мае негласный опрос с целью выявить, как американцы относятся к политике президента Картера в отношении СССР. Результаты оказались неожиданными: лишь 22 процента опрошенных одобрили поведение Картера. Остальные выразили сомнение в его умении вести дела с СССР.
14 членов комитета палаты представителей по международным отношениям направили письмо президенту, в котором выразили озабоченность в связи с «явным изменением» политики США в отношении СССР и попросили его «рассеять их сомнения и покончить с неразберихой, возникшей в результате конфликтов в правительстве».
Так или иначе, Картер решил выступить с программной речью, посвященной отношениям с Советским Союзом. К этому его подталкивали, каждый по-своему, и Бжезинский и Вэнс. Они по отдельности представили Картеру свои проекты выступления президента. Но он сам написал окончательный вариант.
Картер выступил 7 июня в Военно-морской академии в г. Аннаполисе, которую он в свое время закончил. Речь представляла собой странную смесь здравого смысла и воинствующей риторики, взглядов Вэнса и Бжезинского.
Картер начал с констатации, что «разрядка между нашими двумя странами является основным элементом международного мира», оговорив, что она должна быть четко определена и быть действительно взаимной, со взаимной сдержанностью в конфликтных районах. Похвалив далее демократические устремления и принципы Америки, Картер затем бросил вызов всей советской системе, критикуя различные аспекты внутренней и внешней политики СССР. Особо острой критике он подверг политику в области прав человека. Закончил президент главным тезисом: «Советский Союз может выбрать или конфронтацию, или сотрудничество. Соединенные Штаты в одинаковой степени готовы встретить любой вызов».
Не совсем было ясно, что именно имел в виду Картер, произнося свою речь. В американской прессе она была подана как «вызов советским лидерам». Представители администрации делали упор на ее уравновешенность. В Советском Союзе (да и у многих в США) впечатление было таково, что сам Картер склонился скорее к конфронтационной политике, чем к разрядке.
На другой же день после выступления Картера Вэнс не совсем уверенно сказал мне, что президент надеется, что в Москве воспримут его важную речь в Аннаполисе как «сбалансированную»[16]
.Я прямо ответил ему, что чем-чем, а «сбалансированной» речь президента никак не назовешь. Она, как легко можно угадать, вызовет отрицательную реакцию в Москве, особенно риторика в отношении «выбора», который мы, в Советском Союзе, давно уже сделали в пользу разрядки и о котором неоднократно говорили лично президенту на самом высоком уровне. И действительно, в Москве расценили речь президента как показатель того, что в Белом доме берет верх агрессивный курс Бжезинского, который чреват возвратом к холодной войне.
В последовавшей затем откровенной беседе Вэнс сказал, что в основе всего этого (как и в общем публичном поведении президента в последние недели в отношении СССР), если говорить начистоту, лежит, по его мнению, психологический фактор – личное убеждение Картера в том, что и в США, и в Москве не воспринимают его как твердого и решительного президента.
Созданию образа нерешительного и колеблющегося – что, как заметил Вэнс, действительно имеет место – в немалой степени способствовали не только неудачи, которые потерпел в конгрессе ряд важных законопроектов, но и его спорные решения по нейтронной бомбе, согласие на снижение потолков стратегических вооружений на переговорах по ОСВ по сравнению с теми, о которых им уже было громко объявлено в марте прошлого года, и т. п. Сильно повредила репутации Картера внутри страны изнурительная борьба вокруг ратификации договоров о Панамском канале.
За ним закрепилась репутация не очень волевого и не особенно удачливого президента. Как считал сам Картер, таким воспринимают его и в Москве, которая бросает ему «жесткие вызовы».
У президента поэтому все больше проявлялась подозрительность в отношении намерений Москвы, которая, по его мнению, активно ищет разные обходные пути для получения преимуществ.
(Надо сказать, что подозрительность Картера относительно стремления Кремля сыграть «на бессилии президента», которую внушило ему его окружение, отнюдь не соответствовала действительности. Никто в Москве на таком «тезисе» не строил свою политику.)
Говоря далее о перспективе наших отношений, Вэнс высказался в том смысле, что, судя по всему, напряженность в наших отношениях сохранится еще какое-то время. Главную надежду он возлагает на ОСВ. Картеру трудно рассчитывать на переизбрание в 1980 году, если он не добьется каких-то положительных сдвигов в отношениях с СССР. Поэтому заключение соглашения по ОСВ имеет важное значение для президента.