10. Отсюда общий вывод: военная разрядка не могла существовать одна без разрядки политической. А отсутствие прочного политического консенсуса в США в пользу поддержки разрядки явилось одной из основных причин ее неудачи. В целом же значение разрядки в 70-е годы не следует недооценивать. Она прежде всего показала всему миру отсутствие фатальной неизбежности непрерывного конфронтационного противостояния двух сверхдержав, двух социально-политических систем. Она значительно уменьшила риск ядерного столкновения. В этот период были заключены важнейшие соглашения и достигнуты серьезные договоренности по военным вопросам. Процесс переговоров по ограничению стратегических вооружений, как позже и других вооружений, все прочнее, хотя с колебаниями и задержками, входил в повестку дня отношений обеих держав. Все это было, несомненно, успехом как американской, так и советской внешней политики. Но, к сожалению, в целом разрядка 70-х годов оказалась не только неполной, но и непрочной, недолговечной.
Остановимся теперь на политике Советского Союза.
При достаточно искренних и настойчивых попытках нашей дипломатии наработать определенный минимум доверия в отношениях с США, добиваться ослабления международной напряженности, ограничения и сокращения вооружений эта политика сталкивалась с немалыми внутренними препятствиями как политико-идеологического, так и военно-практического порядка, сильно вредившими ей.
Мы уже упоминали некоторые из них. Прежде всего – излишняя заидеологизированность нашей внешней политики. Это проявлялось, в частности, в нашем идеологическом противостоянии, в нашей бездумной вовлеченности в далекие от нас региональные конфликты во имя выполнения «интернационального долга» в отношении других народов, что сопровождалось растущими подспудными великодержавными устремлениями советского руководства и было чревато неизбежными – и, к сожалению, ненужными – осложнениями в отношениях с США. Главное – мы стали создавать опасный прецедент и непосредственно втягиваться в военные действия в странах третьего мира, подрывая существо разрядки. Можно прямо сказать, что международная разрядка 70-х годов во многом была похоронена на полях нашего соперничества в третьем мире, хотя советские лидеры были не в состоянии (или не хотели) это понять.
В руководящих кругах СССР считали, что эти региональные конфликты носят побочный, второстепенный характер и что их можно будет как-то изолировать от основных вопросов отношений с США, например, от переговоров по ОСВ (справедливости ради надо сказать, что все это в немалой степени относилось и к политике администраций Никсона – Форда – Картера, например, на Ближнем Востоке, где американская дипломатия настойчиво добивалась исключения советского влияния и советского участия в ближневосточном урегулировании).
Крупным негативным фактором, постоянно осложнявшим отношения с США и процесс разрядки, было нарушение прав человека в СССР (вопросы эмиграции и диссидентства). Постановка таких вопросов неизменно встречалась советским руководством (и соответственно советскими дипломатическими представителями за рубежом) в штыки, крайне болезненно и рассматривалась как недопустимое вмешательство во внутренние дела СССР. Это усиливало в США не только враждебность в отношении СССР, но и восприятие общественностью советского строя как «империи зла», с которой немыслимо мирно сосуществовать или проводить совместную политику разрядки. Не случайно крайние консерваторы размахивали лозунгом «лучше быть мертвым, чем красным».
Еврейские круги США, которые особенно активно будоражили проблему прав человека, добивались свободы эмиграции из СССР, чему упорно противодействовало советское руководство (тут немалую роль вначале играли идеологические причины: как это так, уезжать из социалистического общества, лучшего в мире?). Наши отношения с еврейской общиной приобрели конфронтационный характер, особенно когда под ее влиянием американский конгресс отказал Советскому Союзу в предоставлении режима наибольшего благоприятствования в торговле. Из-за проблемы эмиграции влиятельные еврейские круги в США играли резкую оппозиционную роль по любым вопросам дальнейшего развития советско-американских отношений. А это в значительной степени сказывалось на американских средствах массовой информации.
Я до сих пор убежден: если бы мы вовремя сняли этот конфликт с еврейскими кругами, то тем самым во многом способствовали бы и развитию процесса разрядки с США. Я несколько раз ставил этот вопрос перед высшим советским руководством, включая Брежнева и Громыко. Однако их позиция была иррациональна: по существу самого вопроса они давали невразумительный ответ, сопровождавшийся раздраженными комментариями о том, что «нельзя уступать нажиму сионистов и позволять им вмешиваться в наши внутренние дела». Тезис «права человека – это исключительно наше внутреннее дело» долго и упорно главенствовал в нашем руководстве.