Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США. 1962–1986 гг.

Отрицательным фактором была и недооценка советскими руководителями роли американского конгресса во внешней политике США. Здесь сказывалось прежде всего их неуважение к собственному парламенту, который штамповал все решения партийного руководства. Соответственно, в Москве считали, что главное и чуть ли не решающее значение имела только договоренность с президентом, поэтому не следует особенно принимать во внимание настроения в конгрессе. В результате он преподнес «сюрпризы», сильно ударившие по политике разрядки и советско-американским отношениям. Достаточно вспомнить отказ законодательного органа предоставить СССР режим наибольшего благоприятствования в торговле или ратифицировать договор об ОСВ-2.

Надо сказать, что идеологический плен брежневского поколения усугублялся изоляцией от внешнего мира, которая была тяжелым наследием Сталина. Явление «зеркального отражения» – перенос советского опыта и понятий на американскую политику – еще одно следствие изоляции и нашей неосведомленности. Советское руководство и народ не понимали Америку, воспринимая, например, Никсона, как своего рода американского генерального секретаря, и только в 1973 году стали уяснять, что есть и другая, не меньшая сила – конгресс США. Явно недооценивалось влияние американского общественного мнения и внутренних факторов. Конечным итогом добровольной самоизоляции стали подозрительность и настороженность в отношении малоизвестного внешнего мира, особенно США. Последним приписывались в основном враждебные и экспансионистские намерения. Впрочем, американская сторона в такой же степени, если не больше, страдала этим пороком.

Значительным фактором, исподволь подрывавшим разрядку, было растущее влияние в Советском Союзе военно-промышленного комплекса. И дело тут не только во все увеличивавшихся аппетитах этого комплекса, как это было и в США. Главное – выход из-под политического и гражданского контроля военной политики и оборонных программ. Дело в том, что вся деятельность в этой области у нас была чрезвычайно засекречена. Даже члены политбюро знали далеко не все, так как министры обороны и оборонной промышленности замыкались прямо на генерального секретаря ЦК КПСС, который одновременно был главнокомандующим и председателем Совета обороны. Брежнев был давно тесно связан с военно-промышленным комплексом, которым он ранее руководил. Он вообще не только благосклонно относился к военным – хотя его участие в Отечественной войне было не такое уж заметное и весомое, – но и сам причислял себя к высшим военным авторитетам. Звание маршала Советского Союза, присвоенное ему вместе с высшими наградами льстецами из его политического окружения, еще больше поднимало его в собственных глазах.

Короче, военные и руководители военной промышленности, которые одновременно являлись надежной опорой Брежнева в партии и правительстве, имели свободный доступ к нему и добивались одобрения своих проектов и планов в области военного строительства (особенно это относилось к министру обороны Устинову), не будучи обремененными какими-либо знаниями или ответственностью в области внешнеполитических задач. А эти военные проекты не подвергались никакому серьезному обсуждению или гражданскому контролю вне стен кабинетов генерального секретаря или военных ведомств: ни в Верховном Совете СССР, ни в правительстве, ни даже в политбюро (где они упоминались в самой общей форме – в порядке информации).