Поочерёдно выступили Президент-бог и Председатель, поздравили всех жителей планеты с долгожданным, развлекательным зрелищем - выступлением Классика Литературы. Председатель, смеясь, скаламбурил:
-Последнее выступление последнего Классика.
Слово опять взял Президент и ласкающим голосом долго говорил о счастливой, беззаботной, райской жизни людей. Помянул древний Рим, гладиаторские бои и сказал вскользь несколько слов об Иисусе Христе, что наконец мечта Христа сбылась: Президент-бог правит всем народом земли. На трибунах хлопали в ладошки и любовались сверкающим Президентом-богом.
Проворчало и грохнуло где-то далеко в небесной синеве. Пылающий блин солнца, изнемогая от жара, привалился к влажному боку тучки, и, зашипев, как масло на сковороде, солнечный блин покатился весело прочь, - звонко брызнули серебристые нити дождя.
Президент взглянул на небо и с ненавистью уставился на Классика:
-Я требую, Классик, чтобы ты подчинялся и жил по законам планеты, по которым живут все люди. Побойся меня, бога!
Крокодилы высунули рожи из воды с ехидными улыбками, щёлкнули зубами и завыли тоскливо, по-волчьи, на кучерявые и аппетитные, как барашки, белые тучки.
-Ух ты! - взахлёб восхищались зрители и пихались локтями. - То ли ещё будет!
-Было бы очень справедливо с Литератором не нянчиться,- Президент, медленно поворачивая голову, глядел на трибуны, - а натравить на него сразу всю свору зверей и покончить с негодником навсегда! Я думаю, мною обожаемый народ поддержит меня.
Председатель, уже давно метивший на место Президента-бога, осторожно возразил:
-Я, конечно, извиняюсь в нижайшем поклоне перед великим Президентом-богом, но осмелюсь во имя торжества справедливости и для всеобщего блага внести предложение: будет не особо демократично, если несчастные львы и крокодилы, вместо того чтобы разорвать Классика, бросятся жрать друг друга, а Классик, наглец, будет в стороне посмеиваться. Как тогда?
На трибунах поднялся раздражённый галдёж и вспыхнули потасовки. Президент нацепил на нос пенсне и блеснул ядовито стёклышками на Председателя, - чтил, как реликвию, Президент пенсне пращура, обладавшее, по его мнению, магической силой.
Ещё в далёком детстве найдя его в домашнем хламе, он частенько кривлялся в пенсне перед зеркалом, любовался, воображая себя очковой змеёй, коброй. А выйдя играть на улицу, обожал нагонять страх на ребятню-мелюзгу, которая, увидев скорченную гримасу в пенсне, разбегалась в панике. Президент с пенсне, своим талисманом, никогда не расставался, и в сложные минуты жизни, веря во всепобеждающую сверхъестественную силу его, цеплял себе на нос.
-Референдум, референдум! - ревели грозно трибуны.
Президент развёл руками и снял пенсне. Дыхнув на стёклышки, протирал их платком.
Референдум срочно провели и большинством голосов демократично решили: вначале напустить на Классика благородных владык водяной стихии - крокодилов. А уж потом, что от него останется, пусть львы, цари зверей, дожирают.
Классику разрешили на прощание сказать два слова, и голос его загремел:
-Друзья мои, я рад вас всех видеть в добром здравии! - Он заразительно рассмеялся.
Трибуны подхватили и весело заржали.
Микрофон у Классика отключили, и он на экранах беззвучно, как рыба, открывал рот.
Грянули фанфары, рассыпалась дробь барабанов, и праздник начался.
Классик проделывал замысловатые гимнастические упражнения: то он, подпрыгнув высоко и кувыркнувшись в воздухе несколько раз, приземлялся на ноги, и поле под ним гулко бухало, словно пустое, и слегка дрожало; то он задирал ноги выше головы и падал в шпагат. Вдруг он на одной ноге закружился юлой и - растаял в воздухе. Летели минута за минутой, а Классика - не было.
Трибуны загудели, засвистели тревожно, местами взрываясь страшным рёвом, и явно запахло бурей. Председатель, уже наготове, глазами приискивал удобную щель, в которую, в случае чего, можно будет забиться мышью. И, злорадно усмехаясь про себя, мысленно прощался навсегда со своею супругой: при таких мощных габаритах спастись невозможно. И вообще, он считал женитьбу на этой стерве - страшным заблуждением далёкой молодости. Маленького роста, жгучий красавец и известный сердцеед, он побаивался и ненавидел свою супругу с пудовыми лиловыми грудями, большую и сильную, как корова. Она, бывало, крепко поколачивала его за то, что он, увидев первую попавшуюся хорошенькую юбку, тотчас плевал на все правила приличия и начинал отчаянно волочиться за нею хвостом.
Стадион закипал.
У ворот наготове стояли войска.
Руки Президента-бога виртуозно мелькали, проверяя на все ли электронные засовы закрыта капсула.
По полю рыскали полицейские, волоча за собою собак ищеек, локаторы и рыболовные сети. Протяжно ревели львы и крокодилы. Ищейки, поджимая хвосты, дрожали в полуобморочном состоянии и, мучаясь жестоко расстройством животов, след брать не хотели. Локаторы не обнаружили присутствия Классика. И прочёсывание воздуха сетями тоже результата не дало.