Сумерки

что за этим стоит не простое разгильдяйство, а политические махинации, не сделал и на этот раз. Хотя, по моим данным, митинги с требованием закрытия подобных предприятий проходили под «благожелательным контролем» местных КГБ.

Длинную историю имеет проблема конверсии. Она не один раз обсуждалась на Политбюро и на Президентском совете — и все без толку. ВПК вертелся как на шиле, но все же устоял, поскольку кукловодом ВПК были спецслужбы. Расходы на вооружения продолжали расти почти теми же темпами, что и раньше. Аргумент был один — конверсия дороже расходов на производство оружия. Я убежден: бездействие в области эволюционной демилитаризации нанесло огромный ущерб демократическим преобразованиям. Это сейчас признает и Михаил Сергеевич.

Однажды я внес предложение о том, чтобы самолеты Аэрофлота, обслуживающие эмигрантов-евреев, летали прямыми рейсами в Тель-Авив, а не через Вену. Договорился с министром гражданской авиации. Но мое предложение было отклонено. Во всех этих случаях с Израилем не обошлось без вмешательства КГБ, который упорно отвергал любые попытки улучшения отношений с этой страной, ссылаясь на политические интересы СССР. Влияние КГБ в подобных случаях было сильнее, чем мнение аппарата ЦК.

Не буду перечислять другие факты. Повторю лишь, что КГБ оставался достаточно мощной организацией, чтобы тормозить реформы. Централизованное управление умирало на глазах. Но его верные адепты продолжали поддерживать уже потухший огонь, старались всеми силами удержать позиции экономической власти — все планировать и все распределять. Система сопротивлялась всеми силами и на всех уровнях, а ее основной пружиной на фоне слабеющей партии становились спецслужбы, чем и объясняется, что они оказались во главе мятежа в августе 1991 года.

Видимо, мы, реформируя Систему, не учли одного решающего обстоятельства, я бы сказал, специфического для системы двоевластия. Ослабляя власть партийного аппарата, надо было одновременно снижать силу открытого и тайного влияния аппарата КГБ на политические решения. Руководители КГБ ловко использовали этот просчет. Они начали активно окружать Горбачева своими людьми и компрометировать тех, кто им мешал. Активно собирались досье на наиболее известных деятелей демократического крыла в обществе — Г. Попова, А. Собчака, С. Станкевича, В. Коротича, Е. Яковлева и многих других. Спецслужбам удалось спровоцировать ряд антиперестроечных провокаций: в Сумгаите, Фергане, Алма-Ате, Вильнюсе, Риге, Тбилиси. Были проведены спец- операции в армии по формированию там антиправительственных настроений. У руководства Перестройкой, таким образом, была одна линия, а у КГБ — противоположная.

О том, что КГБ удавалось удерживать систему двоевластия еще и при Горбачеве, свидетельствует такой пример, причем далеко не единственный. Где-то в конце апреля — начале мая 1988 года возник вопрос о возвращении в СССР знаменитого режиссера Театра на Таганке Юрия Любимова. Я позвонил в КГБ, поскольку возражения шли с той стороны. Там категорически возражали. Сейчас я уже не помню их аргументы. И все это происходило в обстановке, когда все слова о демократии и свободе были уже сказаны. Я позвонил Шеварднадзе. Договорились не тратить времени на уговоры, а написать в Политбюро официальную записку. Так и сделали. Записку послали 4 мая 1988 года за двумя подписями. Согласие на выдачу визы было получено 7 мая. Вопрос был решен вопреки возражениям спецслужб.

Повторяю, на дворе шел 1988 год, но двоевластие продолжалось, что и было решающим тормозом реформ. КГБ к тому же явно усилил работу по внедрению в демократическое движение своих людей. В психологии номенклатуры мало что менялось. Подспудное, тайное влияние КГБ доминировало, мало того, оно ложилось на удобренную почву — на страхи и прямые связи спецслужб с номенклатурой. «Бойцы невидимого фронта» и сегодня весьма заметны в Думе, правительстве, всюду.

«Кротовая тактика» КГБ часто одерживала верх. Горбачева сумели напугать демократической волной. Он начал пятиться, ища спасение во временном откате от реформ, считая это тактикой. Крючков тем временем все делал, чтобы постоянно подогревать веру Горбачева в то, что он может положиться на КГБ на любых поворотах событий. Не знаю, клевал на эту приманку Михаил Сергеевич или нет. Думаю, однако, что опасения у него в отношении главы КГБ постепенно укреплялись — таково мое ощущение. Так это или не так, но в любом случае Горбачев продолжал находиться под усиленным прессом спецслужб. Да и деваться ему было некуда, поскольку с демократическими силами он многие связи уже потерял, а вокруг него сложилась преступная группа заговорщиков, которая, не моргнув глазом, предала его, ибо состояла из лиц, тесно сотрудничавших с КГБ, или его прямых агентов.