Сумерки

Его политика носит многослойный характер. Он постоянно делает странные движения навстречу традиционной российской «левизне» в общественном сознании. Но в то же время, как я уже писал, представил свою экономическую программу, достаточно либеральную. К сожалению, не обнаруживается понимания, что дорога к успеху только одна — продолжение комплексных либеральных реформ: свобода слова, независимый суд, гражданское общество, развитие людской инициативы через малый бизнес, обуздание чиновничьего произвола, беспощадная борьба с коррупцией. Хотя, возможно, виртуальное понимание и существует, но, видимо, не хватает сил переломить сопротивление сталинокра- тии, да и преодолеть самого себя.

Когда я пытаюсь найти более или менее корректные определения характера и деятельности Путина, я все время натыкаюсь на слова Анатолия Собчака. Они как-то смущают меня. Мы дружили с Анатолием и доверяли друг другу. Недели за две до своей гибели он позвонил мне и сказал, что вскоре приедет в Москву. Надо поговорить, сказал он. Я задал ему только один вопрос — вопрос о Путине. Анатолий ответил, что подробно поговорим об этом, когда приеду. А сейчас скажу только, что он не способен на предательство. Что это означает, осталось без ответа. Анатолия не стало.

Коренной вопрос России сегодня — восстановление доверия к власти, хотя бы минимального и относительного. Однажды у меня состоялась беседа с Путиным. В основном она касалась хода реабилитации жертв политических репрессий, но обсуждались и другие вопросы. Среди них — проблема доверия к власти. Она беспокоит президента. Но опять же боюсь, что многоопытный российский чиновник идею укрепления элементарной дисциплины в сфере управления использует в целях усиления своего произвола, удушения свободы, а вовсе не для развития инициативы людей, что и мостило бы дорогу к доверию. Пока что расщелина между властью и народом расширяется.

Лично я не верю в особую судьбу России, ее исключительность, в некий «третий путь». Мы обречены на ту же логику исторического развития, что и все народы мира, мы, если говорить об идеале, исповедуем те же ценности, что и все человечество. Но все это вовсе не отрицает того, что в развитии нашей страны есть свои особенности, сформировавшие своеобразие культуры, характера, психологии народа. Об этом рассказывают тысячи страниц, написанных историками, философами, экономистами, теологами. Здесь я хочу обратить внимание лишь на одну сторону характера моего народа. Его особенность становится чрезвычайно выразительной, когда на наши головы обрушивается свобода.

Так было после обнародования практически первой Конституции — Манифеста 17 октября 1905 года, объявившей политические свободы. Россия растерялась и пошла в разнос: анархия, смуты, убийства, поджоги. Громко запела свои песни преступность. Справиться со свободой Россия не смогла.

Так случилось и во времена Февральской демократической революции 1917 года, провозгласившей принципы свободы и демократии. Россия вновь растерялась и снова поехала в разнос: демагогия, анархия, нетерпимость, развал хозяйства, горлопанство вместо ответственности. И вновь Россия не сумела овладеть свободой. Результат: кровавая диктатура большевизма — одни нищенствовали, но вдохновенно песни пели, а другие — в лагерях и могилах гнили. Преступность стала государственной.

Бархатная мартовско-апрельская революция 1985 года вновь принесла свободы, но вновь Россия раскрыла глаза от удивления и растерялась. Повторились те же самые сюжеты — опять преступность, коррупция, воровство, чиновничий произвол.

Особенно тревожно, что Россия впадает в растерянность не перед угрозой войны, не перед террором, не перед голодом, а перед свободой. Даже не считает ее высшим достоянием и национальной идеей. Вот тут-то и поставлена ловушка президенту. Она завернута в надежду, что торможение свобод ускорит ход экономических реформ. Едва ли! Возникает вопрос: дадут ли чиновники в этих условиях осуществить и экономическую программу? Номенклатурный крокодил обожает проглатывать любые разумные идеи. У номенклатуры — свои интересы и надежды, далекие от народных. Дебюрократизация в управлении ей не нужна. Носы у номенклатуры — совершеннейшие биокомпьютеры, они точно угадывают время для своих действий и направлений ветра времени.

Ни Горбачев, ни Ельцин не смогли преодолеть чиновничий саботаж. Номенклатура втянула их в бессмысленные политические дрязги. Номенклатурное большинство на съезде народных депутатов осенью 1990 года загубило программу «500 дней», пустив тем самым реформы под откос. Фракция КПРФ сумела обеспечить бездействие Думы во время президентского правления Ельцина, добившись того, что демократия вообще оказалась в обороне, хотя основные позиции удерживала. Путинское чиновничество кричит: ура, стабилизация, что означает на самом деле тот факт, что коррумпированная бюрократия удобно и прочно обустроилась в государственном хозяйстве.