Диса плюнула под ноги Гримниру, повернулась и бросилась к двери. Она остановилась на счёт «три» и схватила топор из кучи оружия у двери. Дубовая рукоятка была длиной с её предплечье, а торчащее навершие казалось не больше мужского кулака. Она рискнула оглянуться на Гримнира, который наклонился вперед на стуле и вцепился в подлокотники так, словно они были конечностями врага.
– Четыре.
Диса позволила уголкам губ приподняться в подобии улыбки, а затем исчезла. Она сама будет писать свою судьбу. И если её ждёт смерть, то она не уйдёт без боя.
– Пять, – пробормотала Диса, стараясь подстроиться под счёт Гримнира. Она сбежала с крыльца, едва ли касаясь ногами ступенек. Внизу она замерла, сжимая двумя руками топор. До рассвета оставалось меньше часа, на вершине ближайшего столба погас ещё один факел, от его дымящейся головки всё ещё слабо пахло серой и известью.
– Шесть.
В глубине души Диса знала, что не сбежит. У Гримнира были большие лёгкие и жилистые конечности охотника, а также широкие, подрагивающие ноздри ищейки. На мгновение она позволила почувствовать жалость к себе.
– Семь.
Хоть они и ненавидели друг друга, бабушка учила ее не быть жертвой. Диса знала, как сбегáть и обманывать ищеек, как устраивать засады и как сильно бить до того, как ударят её, ведь шанс будет всего один. Диса кинулась направо, во мрак угаснувшего факела, и побежала вдоль подножия холма по тропинке, заросшей сухими сорняками и крапивой.
– Восемь, – выдохнула она, пройдя половину.
От болота шло густое зловоние – грязь и гниль вперемешку с разлагающимся мясом и отходами. Не останавливаясь, Диса побежала вверх по склону. У основания дома рос древний ясень, его ствол был узловатым и согнутым, как тело старика; ухватившись за корни и пучки травы, она забралась наверх и спряталась в его тени.
– Девять.
Диса легла ничком. Сырой холод и вонь, высокая трава и узловатый ясень, чернильная тьма до первых лучей солнца – всё это делало её почти невидимой. Её взгляд не отпускал фасад дома. Она следила за своим дыханием, сначала вдыхая, а потом медленно и размеренно выдыхая. Изо рта выходил пар. На мгновение девушка задумалась, спасут ли ей жизнь суровые уроки Сигрун.
– Десять.
И, застыв в холодной тьме с топором в руках, Диса Дагрунсдоттир ждала.
– Десять, – выплюнул Гримнир хрящ от куска мяса и тяжело встал. Допив медовуху и выругавшись, он швырнул пустую глиняную флягу в самое сердца костра. Тлеющие угли взорвались. Халла смотрела, как они кружатся во влажном воздухе, словно пророческие звёзды.
Гримнир схватился за рукоять своего ножа.
– Я пошлю им её голову, и, может, в следующий раз эти грязные крысы пришлют мне жрицу, которая знает, что такое уважение!
– Тебе нельзя её трогать, – сказала Халла, поймав его за руку.
– Правда? – вырвался Гримнир из её хватки. – Я не буду просто сидеть, пока меня оскорбляет какая-то мерзавка!
Раздался звон бронзы, когда он стукнул себя костяшками пальцев по доспехам на груди.
– Меня! После всего, что я для них сделал! Они служат мне! А не наоборот! И пора бы им это напомнить!
– Убьёшь её, – сказала Халла, – и убьёшь нас всех.
Брови Гримнира сошлись на переносице, а здоровый глаз тлел подобно раскалённому кузнечному горну.
– Что ты несёшь?
– Она –
– Отстань, старая карга! – фыркнул Гримнир и отвернулся. – Опять со своими клятыми пророчествами! Я тысячу раз говорил тебе, что век пророчеств и знамений давно закончился! Теперь всё иначе! Это мир Пригвождённого Бога. А все остальные… мы просто монстры, живущие во мраке и ожидающие расплаты своего проклятого бога!
– Тогда ответь на её вопрос,
– Ты знаешь зачем, – прорычал он.
– Я хочу услышать это из твоих уст! – детский голос Халлы стал ещё более зловещим. По дому эхом раздалось гортанное пение:
Гримнир зашагал вперёд.
– Попридержи язык, ведьма!