Сумма теологии. Том VI

Отвечаю: как в каждом ремесленнике предсуществуют типы делаемых его искусством вещей, точно так же в каждом правителе должен предсуществовать тип порядка тех вещей, которые должны быть исполнены субъектами его управления. И как тип делаемых искусством вещей называется или [просто] искусством, или образцом изделий этого искусства, точно так же тип в том, кто управляет действиями своих субъектов, имеет характер закона (при условии наличия всех остальных признаков [закона], о которых шла речь выше (90)). Но Бог посредством Своей мудрости является Создателем всего и соотносится с сотворенным подобно тому, как мастер соотносится с вещами, сделанными его искусством, о чем уже было сказано нами в первой части (14, 8). Кроме того, Он управляет всеми действиями и движениями, которые обнаруживаются нами в каждой отдельной твари, о чем также было сказано в первой части (103, 5). Поэтому как тот тип божественной Премудрости, посредством которого были сотворены все вещи, имеет характер искусства, образца или идеи, точно так же тот тип божественной Премудрости, посредством которого все подвигается к своей конечной цели, имеет характер закона. Следовательно, вечный закон есть не что иное, как направляющий все действия и движения тип божественной Премудрости.

Ответ на возражение 1. Августин в приведенном отрывке говорит об идеальных типах, которые связаны с надлежащей природой каждой отдельной вещи, и потому им присуще некоторое множество и различие, соответствующее различию их отношений к вещам, о чем было сказано в первой части (15, 2). Но законом, как было показано выше (90, 2), называется то, что определяет человеческие действия к их общему благу. Но если самые различные вещи определены к одной общей им вещи, то их можно рассматривать как нечто одно. Следовательно, вечный закон, будучи типом указанного порядка, единственен.

Ответ на возражение 2.

Говоря о любом слове, следует рассматривать две вещи, [а именно] само слово и то, что выражено [этим] словом. Так, устное слово суть нечто, произнесенное ртом человека и выражающее то, на что указывает человеческое слово. То же самое можно сказать и о человеческом умственном слове, которое суть нечто, мыслимое умом, посредством чего человек умственно выражает свои мысли. Что же касается Слова в Боге, то Оно суть мыслимое умом Отца имя Лица, но при этом все, что находится в знании Отца, независимо оттого, относится ли оно к Сущности, Лицам или делам Бога, выражено этим Словом, как говорит Августин[37], и в том числе этим Словом выражен вечный закон. Но из этого вовсе не следует, что вечный закон – это имя Лица в Боге, хотя он и усваивается Сыну вследствие родовой близости типа и слова.

Ответ на возражение 3. Типы божественного ума соотносятся с вещами иначе, чем типы человеческого ума. В самом деле, человеческий ум измеряется вещами, и потому человеческое представление истинно не само по себе, а постольку, поскольку ум согласуется с [познанной им] вещью (ведь «истинное мнение есть совпадение вещи и мысли [о ней]»). Но божественный ум сам является мерой вещей, и потому, как было показано в первой части (16, 1), любая вещь является истинной настолько, насколько она выражает подобие образа, находящегося в божественном уме. Следовательно, и божественный ум, и его типы истинны сами по себе.

Раздел 2. ВЕРНО ЛИ, ЧТО ВЕЧНЫЙ ЗАКОН ИЗВЕСТЕН ВСЕМ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1.

Кажется, что вечный закон известен не всем. В самом деле, как говорит апостол, «Божьего никто не знает, кроме Духа Божия» (1 Кор. 2:11). Но вечный закон – это тип, существующий в божественном уме. Следовательно, он известен одному только Богу.

Возражение 2. Далее, согласно сказанному Августином, «вечный закон суть то, посредством чего поистине все должно быть наиболее истинным»[38]

. Но никто не знает, каким образом все может быть наиболее истинным. Следовательно, вечный закон не знает никто.

Возражение 3. Далее, Августин говорит, что «о вечном законе судить не дано ни единой душе»[39]. Но, как сказано в первой [книге] «Этики», всякий человек может судить о том, что ему известно. Следовательно, вечный закон нам не известен.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «знание вечного закона в нас впечатлено»[40].