Сундук с тремя неизвестными

– Я не нападал. Хотя трубу с собой прихватил. А вы бы не прихватили? На всякий случай. Для обороны. Мало ли что… Сначала заглянул в ванную и на кухню, потом в маленькую комнату. Уже почти успокоился, но, войдя в большую, увидел… Словом, там лежал человек, накрытый с головой пледом. Во перетрухал-то! Думал, это труп Светланы и отца арестовали за ее убийство. Из ревности. Плохо соображал в тот момент. И только нагнулся, хотел посмотреть, а «труп» вскочил. Вы, тетя Ира, так сиганули с дивана! Я то ваше лицо на всю жизнь запомнил. По лестнице с трудом спустился, но потом ноги ничего – разбегались. Все думал, видели вы меня или нет. А о том, что в квартире трубу бросил, даже и не вспомнил.

От метро позвонил Илье Ивановичу, чтобы он не волновался из-за моего отсутствия, если меня посадят в тюрьму. Все время казалось, что за мной следят. Он мне велел взять такси и немедленно возвращаться на дачу. Только выйти раньше и лесом пройти с другой стороны участка, чтобы меня по-прежнему не видела наша повариха Марина. А Евгения Георгиевна так назад и не вернулась. Потом она звонила Марине, спрашивала, все ли в порядке. Сказала, что ногу подвернула, останется в Москве. И что ей звонил следователь по просьбе моего отца, просил на следующей неделе перевезти меня из Ижевска в московскую квартиру, но она с травмированной ногой не может этого сделать. Велела Марине переговорить с Ильей Ивановичем по этому поводу. Он сразу отказался. Невозможно ведь было понять, что здесь происходит, кому-то следовало оставаться на месте.

Мы с Наташкой украдкой посмотрели на медитирующего Самурайца. Заметив это, Тимка сказал:

– Илья Иванович никогда не ругается и никогда не выходит из себя. Но зато может обыкновенные слова так сказать! Мало не покажется.

– Ну и сказал? Тебе! Когда ты назад прикатил, – прошептала Наташка и приложила палец к губам. – Орите потише, видите, человек заснул.

– Илья Иванович не заснул, он все слышит, – пояснил Тимка. – Когда я вернулся и все ему рассказал, он мне и сообщил, что вчера днем в той самой квартире Светланы убили человека. И с учетом того, что произошло сегодня, мне немедленно надо улетать назад, в Ижевск. А там будет видно, что делать. За билетами он ездил сам. Удалось купить только на понедельник. А в воскресенье к нам заявились вы с Натальей Николаевной. Я этого не знал, чуть не вляпался. Думал, раз Марина уехала, в доме никого нет, ну и расположился по-хозяйски… А тут этот звонок насчет доставки двух заказанных билетов на Ижевск. С нашего же номера телефона, да еще недавний. Трубку положил и прислушался. Сначала решил, что шорох наверху просто показался. Глюки! Потом насторожился. Говорю же, мы не знали, что вообще происходит. Пошел наверх, для храбрости сыпя угрозами. Все двери были закрыты. Но больше всего меня волновала дверь комнаты Евгении Георгиевны. Подергал за ручку, на всякий случай пригрозил неизвестно кому, что пойду за ключом, без уверенности, что этот «кто-то» действительно в комнате. И все-таки прежнего покоя не было. Решил сбегать за Ильей Ивановичем. А на обратном пути мы увидели открытое окно на втором этаже, откуда свешивался конец веревки…

До отъезда в аэропорт я, не высовываясь, просидел в домике Ильи Ивановича. В аэропорту увидел вас снова и показал ему. К тому времени мы уже поняли, что вы летите за мной. Тетю Иру не трудно было узнать. Лицо такое же испуганное, как в тот момент, когда она свалилась с дивана. На меня вы обе внимания не обращали, и Илья Иванович, сказал, что все в порядке. В относительном, конечно. Потому что тринадцать человек, отсортированных для посадки в АН-24, легче запомнить, как товарищей по несчастью. Вместе с вами я оказался в их числе. Кстати, моего отсутствия в Ижевске никто и не заметил. Я ведь только бабушке сказал, потому что деньги на билет у нее брал. Она, конечно, моего возвращения не ждала… Ругалась. Кое-как отболтался.

– Так это ты в аэропорту рванул вперед всех на посадку? – восхитилась Наташка. – «Безумству храбрых поем мы песню!»