Суперобъединение или второе пришествие Христа (СИ)

Я обиделся на глупое и неразумное человечество, решил сжечь мосты, связывающие меня с прежней жизнью. Святой, преподобный Варфоломей из Загорска то же советовал.

28 августа я отправился в Коломну. Помолившись в коломенских храмах, прибыл на железнодорожную станцию Обидимо, что под Тулой. Обидимо посещала моя мама. Матушка приезжала на могилку своего брата, моего дяди Паши Бурлакова. В Обидимо много у меня родственников, которые работают железнодорожниками, и, по совместительству - в российских спецслужбах.

В Коломне в церквах русских, в церквах православных помолился памяти Галасия, епископа Коломенского, говоря в молитве,

- Спаси, боже люди моя!

В Обидимо, среди своих, прошла обида. Свой родственник, тайно информированный о моих грехах, смотрел на меня, как на обезьяну. Я не обижался. На обиженых воду возят. Уехал из Обидимо думу думати к Семёну Мелику, на речку Непрядву, что в ста километрах от тульского, русского Обидимо.

Семён Мелик, приятель-рыбак жил в чудесном месте, в местечке Хворостянка, что в часе пешего ходу на восток, от рыбной речки Непрядвы. Если от Хворостянки идти 67 минут пешком курсом на север, северо-восток, придерживаясь направления на Рязань, прочь от Красивой Мечи, можно наткнуться на ещё боле богатую рыбой реку - Дон. У местечка Монастырщино, Дон с Непрядвой смыкаются.

Прибыл к Семёну Мелику 7 сентября, утром. Вечером, после рыбалки наблюдал, как по Непрядве гуси-лебеди крылами плещут, необычную грозу предвещают.

- Добро, Александр, знамение сие! - произнёс приятель, - добрая будет рыбалка!

Домой пошли быстрым шагом, закат был в крови, пошли испуганные тучи. Казалось, дороге назад нет конца. Мелькали вёрсты, кручи, пашни совхоза. Не тронутая ветром Непрядва, убралась низким туманом, что княжна фатой.

В тот день в Непрядве утопил паспорт моряка. Без паспорта в море не выйти. Пути назад не было. Не стал расстраиваться, подумав: "Хватит метаться по миру! По миру прошёл нищую торбу нашёл. Буду рыбаком, как Мелик. Проживу".

Возвращаясь в Хворостянку, угодили под копыта степной кобылицы. Бешеная лошадь сквозь придорожную пыль от грозового шквала была не видна. Неслась кобылица навстречу кровавому закату, мчалась, летела и мяла ковыль.

- Дороги нет! - закричал Мелик, - в сторону! Степная кобылица несётся вскачь!

Мы отскочили прочь с дороги взбесившейся лошади, подминавшей под себя степной ковыль. Если уточнить, кобылица мяла сорную полынь-траву. Убогие русские распахали чудесное место, ковыля, практически, не было. После дурной русской пахоты ковыль не произрастает на поле. Поэтому внуки забыли, какой он, ковыль-то.

Кобылица в беге потеряла подкову. На холме, где позже, пьянствовали, подкову передал землякам Семёна.

В Хворостянке ждали земляки Мелика. На двух горбатых "Запорожцах" мы поехали на шашлыки. Расположились на холме с полуразрушенным высоким памятником. Одиннадцать человек еле-еле втиснулись в два горбатых автомобиля, которые создало революционное сознание советского пролетариата. Для себя советские люди изготовили автомобили. Сделали их как-то горбато. Горбато сделали, горбато и жили.

Холм находился километрах в трёх к юго-востоку от Хворостянки. Снизу холма, в трёхстах восьмидесяти четырёх метрах к югу от памятника, в наступивших сумерках, виднелась какая-то церковь с ободранными куполами, похожими на кепки-каски старинных военослужащих.

Костёр раскочегарили жаркий, отодрав от памятника икону. Икона сохранилась чудом, и была совершенно сухая. Щепа от оклада иконы пригодилась для разжигания костра. Дубовые дрова из последних дубков, кои мы вырубили в дубраве, у реки Смолки, неплохо горели.

Шашлыки были изумительны! Земляков Семёна Мелика было девятеро. Старики - Владимир Андреевич Калитин и Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский рассказывали о свояке, о рыбаке Дмитрие. Дмитрий на этом месте прищучил браконьеров из Татарстана, отобрав у них рыбу.

Боровский Владимир Андреевич, из деревни Даниловка хвастал мощной правой рукой, сгибая подкову бешеной кобылицы. Хвастал недолго, земляк его, Глеб, по кличке "Брянский", разогнул подкову левой ладонью. Два любителя выпить: земляки Дмитрий Владимирович Холмецкий и Миша Бренок поспорили, кто больше выпьет водки. Перепив, тут же, в центре холма, уснули. Заснули сторожа памятника и церкви. Сторожа старины до полуночи с нами пьянствовали. Хмельным уснул сторож Микула Васильевич, заснул "страж" Тимофей Валуевич и сторож Иван Радионович Квашня. Эта "квашня" и позволила нам отодрать последнюю икону с древнего памятника.

Часа в два ночи обнаружили, что умер Миша Бренок. Кое-как собрав монатки, отвезли тело его в Монастырщино, печально разъехались по деревням.

8 сентября, на восходе солнца утро было мгляно, ничего не видно вблизи. Над полем места Хворостянка взошла и расточилась мгла. Мгла облаком суровым заволокла грядущий день.

Утром ушёл от гостеприимного приятеля, покинул Хворостянку, уехал назад, в Санкт-Петербург, приговаривая: