Разговор с Николаем повторился один в один. Красный цвет ника — какой каламбурчик! — подтверждал версию об отсутствии инициации у моего знакомого. Не знаю, сколько у меня сейчас времени в запасе, но всяко больше ставших привычными ста одиннадцати минут. Поэтому в этот раз я всё же почистил зубы и даже принял душ. Приятно чувствовать себя нормальным человеком, пускай и на такой короткий срок. От бутербродов с чаем решил отказаться, если что, перехвачу кофейку у Коли. Не зря же мой знакомый держит у себя дома целую кофемашину. Даже зёрна заказывает откуда-то из Южной Америки чуть ли не напрямую у хозяина прямо с плантации. Врёт, поди-ка. Я не большой любитель этого бодрящего напитка, вполне обхожусь растворимым.
Ровно в полседьмого я вышел из дома с самыми твёрдыми — твердее некуда, кремень! — намерениями дойти до дома Николая. И сам себе обязался не обращать внимания на того бегуна-профессора, который так спешит на построенную им самим же профессороразделывательную фабрику! Впрочем, может, я его и не встречу. В нашем мире ни на что нельзя полагаться, даже на его самого.
Чтобы пройти два километра за двадцать минут, напрягаться особо не надо. Если вы, конечно, не пятиклассник, который по пути из школы заглянет в каждую подворотню, погладит каждого встреченного кота или целый час будет смотреть на работу асфальтового катка. Жизнь в таком возрасте — жутко интересная штука. Жаль, что многие теряют к ней интерес со временем и превращаются в скучных взрослых с их правилами и выдуманными ограничениями.
Асфальт у нас укладывают редко, по большим праздникам, все коты, как назло, скрылись в тех самых подворотнях, а знакомый полупрофессор явно проводит испытания плаща-невидимки. Дошёл я до Николая за обещанные себе в прошлой жизни двадцать минут. Знакомый мой жил в доме, ещё хранящем следы недавней постройки в виде полублагоустроенного двора с непременной кислотного цвета детской площадкой, вечной грязью от любителей оставлять свои машины на газоне из-за забытой при проектировании парковки и отсутствия какой-либо растительности, кроме жалких островков травы. Грязь, правда, по случаю хорошей погоды превратилась в пыль.
На домофоне нужного мне подъезда уже успели подпалить кнопки, а почти новая дверь хранила на себе следы десятков объявлений. Даже сейчас висела парочка рекламных листовок. Одна предлагала воспользоваться услугами такси, а другая — подключить высокоскоростной интернет. А ещё одно объявление, совсем другого, я бы сказал — жуткого характера, напоминало об отключении горячей воды на период профилактики ТЭЦ. В общем, Коля уже полторы недели как вернулся в каменный век.
Набрав номер квартиры, я стал ждать, пока мой знакомый соизволит доковылять до трубки домофона. С первого раза у Николая почему-то никогда не получилось. Ну да ладно, вызову снова! Но прослушав и по третьему кругу пиликанье вызывной панели, я всё ещё стоял у входа в подъезд. Домофон — это вам не будильник, от такого мощного противного звука и мёртвый поднимется из могилы. Жаль, Гоголь не дождался этого чудесного изобретения: так писателя и закопали живьём, когда он впал в летаргический сон.
И только после четвёртой попытки я наконец-то вспомнил, что Коля просил позвонить, как только соберусь выходить. Уж лучше поздно, чем никогда. Скажу, что имею телепорт, а это отчасти правда, и только-только шагнул в его мерцающий проход.
— Ты чего дверь не открываешь? — спросил я у Николая безо всяких предисловий, после того как он ответил на звонок.
— А ты у подъезда, что ли, уже стоишь?
— Конечно! Воспользовался устройством мгновенного перемещения в пространстве и времени!
— Водкой?
— Какой ещё водкой? Ты про телепорты слышал? Вот у меня в чемоданчике с собой один.
— Шутка так себе, — ответил Коля. — Погоди, сейчас звук включу на домофоне. Набери номер квартиры ещё раз.
— А что ж ты сразу не сказал? — удивился я.
— Так просил же позвонить, как выйдешь, — объяснил Николай. — Я с недавнего времени на ночь выключаю звук, чтобы спать никто не мешал. У меня номер квартиры красивый, сам знаешь. Все, кому надо по поводу и без повода попасть в подъезд, именно шестьдесят шесть и набирают. Всё включил, и ты тоже набирай, открою.
Номер квартиры «шестьсот шестьдесят шесть» выглядел бы ещё эпичнее, но у нас такие большие человейники не строят, а подъезд был всего лишь пятым. Не повезло. Так что я набрал только две цифры из числа зверя. Домофон не успел пропиликать и один раз, как на его экранчике появилась надпись SAY, которая без промедления сменилась на OPN. Путь в логово Николая был открыт.
Николай не зря жаловался на назойливых личностей, желающих попасть в подъезд, а в особенности на прикидывающихся почтальонами: в каждый ящик для писем, газет и ненавистных счетов уже успели насовать рекламных листовок, хотя время было самое что ни на есть раннее.
— А где чемодан?
Я даже не успел нажать на кнопку звонка — мой знакомый сам открыл дверь, встречая утреннего гостя.
— Какой чемодан?