Рыбаки почтительно расступились, напирая друг на друга. Аниська стоял впереди всех, с волнением следил за приближением полковника. Шаров шел, поблескивая голенищами франтоватых сапог, выставив вперед золотисто-рыжую, долотом торчавшую бородку.
Аниська недоумевал, почему человек, так — жестоко расправляющийся с рыбаками, был так спокоен и смело, словно и не помнил о своей жестокости, смотрел на тех, кто больше всего терпел от него и копил против него злобу.
Шаров властно оглядел толпу, поздоровался густым басом:
— Здорово, станишники!
— Здравия желаем, ваша… родия! — порознь, но громко, как в строю, ответили рыбаки.
— Здоровеньки булы! — после всех выкрикнул из задних рядов уже успевший подвыпить Прийма.
В сопровождении вахмистра и станичного атамана Шаров прошел в дом Коротькова, уже подготовленный к приему почетного гостя. Пробыл он там недолго и в сопровождении льнувших к нему атаманов и прасолов вернулся на берег.
— Господа рыбаки! Сейчас начнутся торги. Сми-р-р-на! — скомандовал станичный атаман.
Толпа притихла.
Шаров стоял за столом, нетерпеливо морщась, медленно поводя головой, начальнически оглядывал рыбаков. Рядом с ним в позе телохранителя вытянулся вахмистр Крюков. С напыщенно-глупым красным лицом сутулился сбоку вахмистра тучноватый атаман Баранов. Чуть поодаль, сгрудившись в особую группу, тихо переговаривались Полякин, Коротьков, Шарапов и другие богатеи.
Упершись руками в стол, Шаров сердито крякнул, дав этим понять, что собирается сказать речь.
Люди затаили дыхание.
— Господа казаки! — властно и отрывисто заговорил Шаров. — Сейчас начнется аукционная продажа рыболовного имущества! Это имущество отобрано у рыбаков, которые осмелились переступить узаконенные границы лова и рыбалить в заповедных водах. Да-с! Заповедные воды — это места, данные нам самим богом! Они неприкосновенны. Их границы утверждены высочайшим именем. И вот находятся негодяи, которые посягают на места, освященные рескриптом самого государя! — Шаров побагровел, теряя плавность речи. — Что должно делать с имуществом подобных нарушителей?! Как поступать с ворами? С расхитителями богатств Области войска Донского? Что-с?! Беспощадно расправляться! Как с ворами! Как с преступниками! Как с расхитителями государственной казны!
Шаров тяжело дышал, пальцы его, вцепившись в стол, побелели.
— Господа! Среди присутствующих здесь рыбаков много казаков. Да-с! И не стыдно ли казаку принимать на себя кличку вора? Когда ворует хам — это ясно-с! Но когда — казак? Нет. Позор казаку, который становится вором! Позор, господа казаки!
Розовый полковничий кулак опустился на крышку стола.
Красноречие Шарова иссякло. Сказав еще несколько слов о позоре, о долге, о казачьей чести, он как и перед началом речи, сердито крякнул, милостиво разрешил:
— А теперь с богом, господа казаки. Атаман Черкесов, приступайте к торгам!
Толпа задвигалась, зашумела.
— Угостил Шаров ершом — сразу поперек горла застрял, — загудели в задних рядах.
— Это он елизаветовцам сказал. Им хорошо: гуляй по Дону, а нам каково по ерикам? — опасливо озираясь, роптали рыбаки отдаленных от Дона станиц и хуторов — Недвиговки, Синявки, Морского Чулека.
— Тоже сказал начальник, — ворчали в другом конце, — казаку бедному так и крутнуть нельзя. Кому и покрутить в запретном, как не казаку.
— А все это через хохлов… Через них, хамов, и казаку недохват рыбы, — шмыгнул конопатым носом маленький, похожий на подростка, казак.
Говор тревожной зыбью бежал по толпе, докатываясь до молчавших елизаветовцев, до Полякина с его компанией, переходил в почтительный шопот.
Уверенный в том, что торги пройдут и без него, Шаров ушел в дом Коротькова продолжать прерванную трапезу.
Атаман Черкесов огласил опись имущества и порядок продажи.
— Господа рыбаки! — сказал он, откладывая в сторону длинный лист. — Перво-наперво начальником рыбных ловель запродаются мелкие снасти гуртом, отнюдь не в отдельности. Например, каюк на пару бабаек, бродаки и мелкая селедочная посуда, каковская отнюдь не разбивается.
Черкесов запнулся, скосил глаза в сторону прасолов, будто спрашивал, угодил ли он им. Этот взгляд, как искра в сухую солому, упал в толпу, возбудив недоверие к комиссии.
— Почему гуртом? Враздробь продавать! — закричали в задних рядах. — Гуртом прасолы будут скупать, а рыбалкам опять дулю?
— Уже сговорились, антихристы, с прасолами, — зароптали недвиговцы. — Ну и жулябия, язви их в жабры.
Молодцеватый голос вахмистра заглушил ропот толпы.
— Станишники! Чего понапрасну шуметь? Аль делить что собрались? Не делить, а покупать. Как его высокоблагородия господин начальник приказал, так и будем делать. А кто заколовертит — не неволим в тортах участия принимать. Правильно?
— Неправильна-а-а!
Низкорослый, с насмешливо-добродушным прищуром умных глаз, выступил из толпы рыбак-недвиговец, сказал, спокойно растягивая слова:
— Граждане комиссия! Нету таких прав, чтобы скопом имущество продавать. Имущество наших рыбаков, и каждому хочется свое выкупить. Верно, братцы?
— Верно, Малахов! Пускай враздробь продают!
— Враздробь! — крикнул Егор.