Суровые дни

Валюженич и Стогов попытались попасть в приемную, но не удалось. Из-за спин, пробкой закупоривших широкую дверь, они слышали только отдельные выкрики.

Порядок навел Черноусов. Недаром в молодости он считался первым кулачным бойцом рабочего поселка. Никита легко, без усилий раздвинул любопытных, вошел в приемную и одним рывком развел Прохора и Ростислава Леонидовича. От неожиданности оба сразу замолчали.

— Чего собрались? — спросил Никита.

В наступившей тишине просто сказанные слова звучали грозно. Коридор мгновенно опустел. Валюженич и Стогов смогли пройти в приемную.

Начальник военных перевозок, составляя приказ штаба армии о вывозе заводского оборудования, исходил из того, что назначенные им для этого сроки даже в нормальных условиях невыполнимы, тем более теперь… И вдруг этакая прыть — погрузили вагоны на несколько часов раньше! Стогову пришлось принять контрмеры, чтобы задержать отправку. А сегодня он специально поехал на завод передать рабочим благодарность командования за выполнение приказа.

Какое наслаждение расхваливать рабочих за трудовой подвиг и знать, что это дурачье надрывалось круглые сутки, а вагоны с оборудованием спокойненько дожидаются в тупике прихода Пепеляева! Но едва Стогов вместе с Валюженичем вошел в приемную, он услышал, как Черноусов возмущается, что состав до сих пор не отправлен. Продолжая приятно улыбаться, Стогов перетрусил: неужели его роль в махинациях с оборудованием раскусили?

— Видал, как приказы выполняют? В штабе — одно, на станции — другое! — крикнул Черноусов Стогову.

По этим словам Стогов понял — он пока вне подозрений, и, обратившись к Валюженичу, сокрушенно сказал:

— Товарищ Валюженич, подтвердите: я утром специально звонил на станцию по данному вопросу. Меня заверили — все в порядке. И обманули. Вагоны не отправлены.

Таганцев захлопал в ладоши.

— Браво! Не я один стараюсь! Есть еще умные люди! Да, да, есть!

Никита Черноусов мрачно взглянул на искренне радующегося главного инженера:

— Зря с ними равняешь себя, Ростислав Леонидович.

Но Таганцев, испытывая злорадное торжество, что затеянный Прохором вывоз оборудования сорвался, обратился к нему подчеркнуто официально:

— Товарищ управляющий, судьба-то на моей стороне. Не ушло оборудование. Да, да, не ушло! И я теперь не уйду. Сергей! Вадим! — властно крикнул Таганцев. — Работать!

Свирепо выпучив глаза и решительно заявив, что саботажников обязательно расстреляют, Стогов выбежал из приемной.

Уход начальника военных перевозок, казалось, поставил точку на неприятных разговорах, и Валюженич, наконец, мог получить ответ на интересующий его вопрос: сколько имеется отремонтированных орудий?

— Всего шесть, — ответил Пылаев.

— Маловато… Я их заберу.

Если до этого Лохвицкий не хотел вмешиваться со своими делами и терпеливо сидел возле печки, то теперь, услыхав категорическое заявление Валюженича, вскочил и предъявил наряд, выданный начштабом дивизии.

— Все орудия передаются в мое распоряжение, — отчеканил Валюженич.

— А с кем я разговариваю? — резко спросил Лохвицкий.

— Начальник артбригады. Имею соответствующее распоряжение, — сухо сказал Валюженич, расстегивая шинель.

Лохвицкий взглянул на бумагу, внизу которой зигзагом лежала знакомая размашистая подпись командарма.

— Вы служили, я слышал, в царской армии? — иронически напомнил Валюженич, пряча приказ обратно в карман френча. — Вам-то, коллега, надлежит помнить: приказ вышестоящего начальства — закон!

Лохвицкий прожил жизнь, ни разу не унижаясь в просьбах. Но сейчас, думая не о себе, а только о том, как остановить противника, он стал просить дать хотя бы два орудия.

Валюженича раздражала настойчивость упрямого старика. Будто он способен задержать армию Гайды, неотвратимо приближающуюся к городу! Кадровый офицер, наверняка дворянин — и такое странное рвение? И вдруг мелькнула мысль — не хитрит ли он? Не задумал ли «ревностный красный командир», как и сам Валюженич, перебежать к белым?

— А каково настроение военспецов в вашей дивизии? — решил прощупать его Валюженич. — Что греха таить, в каждом из нас косточка-то старорежимная.

— К сожалению, нашлись мерзавцы. Четверых из них поймали, расстреляли. Я председательствовал на суде.

Валюженич метнул на Лохвицкого колючий взгляд.

— Ни одного орудия дать нельзя. Выполняйте свой воинский долг.

И повернулся спиной, дав понять, что больше ни в какие объяснения вступать не намерен.

— 254-й полк выполнит его до конца! — торжественно произнес Лохвицкий и, нахлобучив папаху, четким шагом покинул комнату.

А Ляхин выругал себя, что давеча поскупился, не отдал полюбившемуся человеку все полфунта дневного хлебного пайка.