Сущность

Миша набычился и опустил голову.

– Ну как, идешь со мной или остаешься? – пробурчал он.

Они приблизились к лагерю, когда стемнело. На окраинах Столицы не было электричества, но лагерь освещался многочисленными слепящими прожекторами. Толстые столбы света пронизывали тьму, выхватывая из ночи обезлюдившие дома, развороченные танками улицы и возбужденные лица. Над одним из транспортировщиков виднелось обвисшее от влаги знамя.

– Добровольцы! – вскрикнул Салам.

Миша повалил его в грязь и зажал рот рукой. Они замерли, скованные страхом, в ледяной каше, прислушиваясь к смеху и разговорам, доносящимся из лагеря. Кажется, все спокойно, их не услышали, можно подниматься.

Салам стряхнул облепивший волосы грязный снег

– Все, мы убедились, теперь надо возвращаться, – сказал он, дрожа.

– Не дрефь, – нервно хохотнул Миша. Глаза его возбужденно горели. – Мы еще не все знаем, рано уходить. Ты оставайся здесь, у тебя слишком «зеленый» вид.

– Не ходи туда, – попросил Салам чуть не плача. Он знал, что друг вряд ли послушает его, но надеялся. – Прошу тебя, Миша, не ходи туда. Умоляю…

– Да ладно тебе, я все разузнаю и вернусь.

– Лучше бы мы дождались Мастера.

– Мастер растерян и не знает, что делать, – сказал Миша и потрепал его по волосам. – К сожалению, это так. Ты не заметил, как часто он говорит «не знаю»? Время уходит, поэтому мы сами должны действовать. Ты не думай, что я такой смелый потому, что у меня среди заложников никого нет.

– Я так не думаю. Но ведь Мастер…

– Он хочет, чтобы все получилось само собой, но так не бывает. Я устал говорить, что надо начинать действовать, а Мастер повторял: нет, еще не время. Мы оказались в таком положении именно из-за его «еще не время». Я понимаю, почему он так говорит, я понимаю, что он боится за нас и хочет нас уберечь, и я готов отдать за него свою жизнь, но я не буду больше ему подчиняться. Я буду поступать так, как считаю нужным. А ты можешь возвращаться, если хочешь.

Миша поднялся во весь рост и, перебегая от тени к тени, двинулся к ближайшему прожектору.

Салам видел, как Миша вошел в круг слепящего света, как приблизился к сидящим на земле людям и, закурив, о чем-то с ними заговорил. «Синие» спокойно приняли незнакомца, шутили и даже предложили выпить с ними. Салам немного успокоился, но отсюда было плохо слышно, поэтому он подполз поближе к свету.

В лагере царило всеобщее веселье. Люди были пьяны и, кажется, довольны происходящим. Из темноты слышался гогот, ругань и пьяные женские голоса. «Синие» от нечего делать резались в карты, жевали, швырялись бутылками и объедками, рассказывали пошлые истории и хохотали над ними до потери сознания.

Салам был в растерянности, он даже привстал, чтобы лучше разглядеть, что делается в лагере. Что же это за армия и как она собирается воевать в таком виде? Да их можно брать голыми руками! Он осмелел и подполз почти вплотную к развлекающейся кучке людей, среди которых находился Миша, устроился поудобнее и приготовился смотреть и слушать.

– Да черт с ним, с этим Христом, или как там его звали, этого еврея! – гаркнул один из добровольцев и протянул Мише бутылку. – Лучше выпей, брат. Вот я не спрашиваю, кто ты такой? Так? Потому что вижу – ты наш. Так? – Теперь он обратился к своим и те согласно закивали, так, мол, наш человек. – И ты ни о чем не спрашивай. Война, брат, это самое святое мужское дело. Да, прекрасная была жизнь, согласен, но скучно что-то было, чего-то не хватало. Законы, правила, гуманизм, с желтыми заставляют целоваться в засос… Нет простора для души. У меня была фабрика на планетоиде А-3486735. Не веришь? Ну клянусь, ну честное слово, была фабрика. Ха-ха-ха! Я акции предприятия купил, а что на нем шлепали, так и не знаю. Денег много, девать куда-то надо, вот и купил. На торговый ряд в Курортной зоне не хватило, пришлось на Периферию забираться. Скука! О-хо-хо! Я этот космос… Веселья просит душа, остренького чего-нибудь… И не говори мне больше ничего об этом еврее… слышать уже не могу об этом! Тут священника мои ребята вчера утопили в фонтане, чтоб его… Нехорошо, конечно, священник все-таки. – Говорун быстро перекрестился и отпил из горлышка бутылки. – Но их тоже понять можно, достал он всех своими проповедями, прости Господи. Сочельник, говорит, завтра, ды-ды-ды, ды-ды-ды… Ну и что? Я этих «зеленых» и без Сочельников готов давить. Уж очень они мне не нравятся. Просто не нравятся – и все. Понимаешь? Тогда пей.

Салам не знал, пьет ли Миша, но по лицу друга понял, что нет. Кошмар! Что же он будет делать? Разговорчивый доброволец продолжал, пересыпая речь жуткой бранью: