Суть вещи

Лиза снова слышит бабушкин голос: “Нечего с кем попало! Надо с нормальными!”

“Где же они, все твои нормальные, когда Лизе некуда пойти ночью?” – спрашивает она. Бабушка насупленно молчит. Она уже рассказала полиции, где Лиза может скрываться. Но полиция не найдет Лизу. Лиза всех обхитрила.

Удача, что компаньон Ильи взял выходной и Илья остался один. Такое случается только дважды в месяц. Двойная удача, что Лиза узнала об этом еще вчера.

Лиза очень хочет спать. Но прежде чем лечь, нужно поговорить с Ильей.

Она потихоньку выходит из кухни и, не зажигая света, смело – ужасно устала бояться – идет через зал к светящимся в темноте контурам двери. Перед тем как войти, снимает ботинки, пристраивает их под батарею, рядом кладет куртку – к утру высохнут. Секунду думает – и стягивает с ледяных ног мокрые от растаявшего снега, прилипшие к коже носки, аккуратно расправляет их на батарее. Деревянный пол теплее, чем ее ступни.

Теперь, когда с нее не течет вода, придется вступить в контакт. Лиза скребется в дверь.

– Можно, – раздается механический, цвета нержавеющей стали голос Ильи.

Очень медленно Лиза нажимает на ручку и входит.

Илья сидит на неширокой кровати – опираясь спиной на стенку, расставив прямые ноги. Совсем как кукла.

Она видит его впервые, хотя дружат они уже десять лет, одиннадцать месяцев и шестнадцать дней.

Он уставился куда-то мимо нее, и это позволяет Лизе рассмотреть его, не рискуя встретиться взглядом. Темно-синий флисовый костюм, темно-русые длинные волосы, забранные в тугой хвост, – он упоминал, что терпеть не может стричься. Очень белое и очень длинное лицо. Спокойные, неопасные цвета. Лиза застывает у двери, готовая сорваться с места, если он снова начнет кричать.

– Дверь, – наконец с усилием произносит он. Когда долго кричишь, первые нормальные слова даются потом с усилием – будто лед на речке пробиваешь или выпутываешься из плотного полиэтилена. Впрочем, после долгого молчания такое же чувство. Лизе оно знакомо.

– Заперла, – отзывается Лиза.

– Эту тоже.

Лиза закрывает дверь и дважды проворачивает ключ в замке.

– Теперь говори, – произносит Илья.

И Лиза, постепенно сползая по стене на пол, говорит: о массажном столе и волосках, затянутых в механизм, о Мите и маме Никодимова, о том, как вещи начали лгать и путать ее, а под конец еще и подставили. И о бабушке, которая предпочтет отдать ее полицейским, если решит, что Лиза действительно украла балеринку. О бабушке, которая верит, что полиция не может навредить человеку – по крайней мере, сильнее, чем он сам себе уже навредил.

Илья слушает Лизу молча. Это довольно нетипично. Никто в их компании обычно не дожидается, пока другой договорит. Мысли – штука ненадежная. Они появляются внезапно и так же легко ускользают. Если хочешь высказаться, нужно делать это сразу, или мысль уйдет. Да и как можно понять, что другой закончил говорить? Поэтому Лиза старается говорить так, чтобы между ее слов нельзя было вставить и лезвие ножа. Если Илья перебьет, придется рассказывать заново, а это все равно что пересобирать пазл из тысячи деталей. Хотя Илья и не пытается перебить, Лиза тараторит все быстрее. Последние фразы о том, что телефон пришлось обменять, превращаются в скороговорку. Дослушав, Илья вдруг сообщает Лизе:

– Население Перми на момент последней переписи – один миллион пятьдесят пять тысяч триста девяносто семь человек. А на тысячу женщин приходится восемьсот шестьдесят шесть мужчин. Это значит, что мужчин в Перми… – Илья раскачивается, закатив глаза под потолок.

– Это значит, – мгновенно перехватывает мяч Лиза, – что мужчин в Перми четыреста восемьдесят девять тысяч восемьсот три, если не считать знаки после запятой.

– И каждый сотый – педофил. В странах третьего мира больше. Но даже если каждый сотый…

– Четыре тысячи восемьсот девяносто восемь человек, если не учитывать знаки после запятой.

– Пять тысяч педофилов. Город небольшой. Россия большая. Если считать всю страну…

– Шестьсот тысяч получается. Если округлить. – Лиза морщится. Она терпеть не может округлять и не одобряет такой привычки у других, но это тот момент, когда точно подсчитать невозможно. Невозможность сильнее мерзости округления.

– Сто пятьдесят тысяч из шестисот… реализуют свои намерения. – Теперь, когда все подсчитано, тон Ильи постепенно розовеет. – Но при чем тут ты, – через крохотную паузу говорит он. – И при чем тут… я…

Теперь, когда Саша неясно где, старшим в их компании стал Илья. Они никогда не обращали особенного внимания на пол, но возраст – совсем другое. Количество прожитых дней, часов, секунд крайне важно. Тебе никогда не обогнать тех, кто старше, а у них не выйдет тебе уступить. Лиза привыкла советоваться с Сашей. Исчезнувшую Сашу постепенно заменил Илья. И теперь, когда он все знает, Лизе постепенно становится очень легко.

– Лиза тоже думала, что ни при чем. Но

– что-то пошло не так

– и Лизе некуда больше было…

– Да, я понял. Везде поймают.

– Везде. В кафе

– полиция приехала.

– Да. А к старичкам

– тоже нельзя. Бабушка сдаст.

Некоторое время они молчат. Илья чуть заметно раскачивается.