Сутки по командирским часам

Тимка смутился, покраснел и стал опускать скрепки вниз.

— Тимур, — внезапно сказал Каперанг, притягивая к себе сына, — поедешь со мной в Москву? Ненадолго.

— Один?!!

— Со мной, — грустно усмехнулся Трубников.

— Поеду, — сипловато ответил Тимка после недолгой паузы. — А когда?

— Завтра утром.

— На машине?

— Нет. На автобусе. На машине тебя отвезут из Москвы сюда.

— А ты… Вы потом куда?

— Останусь в Москве.

— И… уже не вернетесь?

Трубников сглотнул. Слова Тимки имели неизвестный мальчику зловещий смысл.

— Вернусь и уже не уеду, — Трубников заставил себя улыбнуться. — Ну, если согласен, начинай собираться. Автобус утром. Дядя Миша в курсе.

Тимур постоял немного, закусив нижнюю губу, потом круто развернулся и побежал на кухню.

— Зина! Меня Трубников берет с собой в Москву ненадолго. Ты меня соберешь?

Зинаида Васильевна в это время одной рукой заталкивала в мясорубку куски мяса, а другой крутила ручку. После Тимкиных слов она оставила свое занятие и присела на стул, держа на отлете испачканные пальцы.

— Крути давай!

Тимка принялся вертеть тугую рукоятку, налегая на нее всем телом.

Зинаида Васильевна подождала, пока прокрутится то, что было в раструбе мясорубки, и положила новую порцию мяса.

— Давай! Давай!

— Ну, так ты меня соберешь? — сдавленным от натуги голосом опять спросил Тимка. — Автобус утром. Папа-Миша в курсе.

Зинаида Васильевна встала, отстранила племянника от машинки и вдруг обидчиво сказала:

— Если это ваше мужское решение, с мужиками и советуйся.

— А папа-Миша где?

— Что, не заметил, как ушел? Надо же. На стройку он помчался, как угорелый. Вон мобильник лежит. Забыл.

— А там у кого-нибудь еще есть телефон?

— Может и есть, только других номеров я не знаю.

Тимка вышел на крыльцо, постоял немного и побежал в свое Робин-Гудовское убежище. Сел на деревянный обрубок, задумался.

Пряно пахло помидорной зеленью и укропом. Сонно и надоедливо жужжали большие мухи, норовя укусить его за ноги, уже и так густо украшенные ссадинами и царапинами. Белые капустницы целыми эскадрильями все еще летали над капустной грядкой. И слышно было, как с деревьев падают на траву изъеденные червяками янтарные яблоки белого налива.

Солнце устало опускалось к горизонту. Длинный летний день, как хлопотливая хозяйка, никак не мог переделать все свои дела.

Вдруг планки соседской изгороди раздвинулись, и в лаз просунулась голова Сеньки.

— Я видел, как ты на крыльцо выскочил, а потом сюда дернул.

Тимка на его появление никак не прореагировал.

— Узко стало, — продолжил Сенька с досадой. — Футболку чуть не порвал.

Нужно еще одну планку отодрать.

— Калитку нужно сделать, — ответил Тимур. — а то скоро все ваши куры к нам в суп попадут. Рыжая опять на наших грядках рылась.

— А я у Борьки был. Лежит, героя из себя изображает. Думает, он один пострадал. Лучше бы поменьше внимания к себе привлекал, а то брат быстро сообразит, куда его сигаретная заначка делась. Между прочим, если бы не мой организм, меня бы в лепешку раздавили вместе с мячом. Навалились все! У меня даже дыхание перехватило!

— То-то ты орал, как резаный! — фыркнул Тимка. — Слушай, мне Трубников предложил в Москву с ним поехать на пару дней.

— Прикольно! Во кайф словишь!

— Словлю…

— А твои что?

— Трубников говорит, что папа-Миша не против, но он-то сам мне ничего не сказал и уехал на стройку. И мобильник забыл. Кто знает, когда домой вернется. Может на ночь останется. А автобус рано утром отъезжает.

— Ну, и чего ты волну гонишь?! Не соврал же твой папаша!

— Нет, конечно…

Тимка замолчал. Сейчас ему больше всего хотелось, чтобы с ними в Москву поехал и папа-Миша, пусть даже в спецовке, старой бейсболке и рубашке, пуговицы которой не застегивались на животе — какой угодно! Но разве кто-нибудь это поймет?!

«Так мне и надо, предателю! — думал он про себя».

— Слушай, Сенька, — сказал Тимка, нарушая молчание. — давай на стройку на великах смотаемся.

— Так это же километров пять будет, если не больше!

— И что, слабо «твоему организму» педали полчаса покрутить?

— Слушай, вечер уже, и потом меня мать прибьет. Я сегодня Кешку из клетки выпустил и, пока ловил, две трехлитровые банки разбил. А она приготовилась в них помидоры закатывать. Теперь вот велела мне новые банки стерилизовать и все такое. И потом у меня тоже травма не хуже, чем у Борьки, только я терпеливый. Пусть я съем червяка, если вру!

— Ладно! Терпеливый! Давай так. Я свой велик выведу потихоньку из сарая, а ты помоги мне его через заборчик к вам во двор перетащить.

— Значит, тетю Зину спрашивать не будешь?

— Вот, даешь! «Щас» она придет в восторг и сама меня на велик посадит!

— А этого… Трубникова?

— Он-то при чем?! Это наши с папой-Мишей дела.

Михаил Петрович стоял на балкончике мансарды, проверяя, насколько аккуратно были укреплены перила, когда на дороге, ведущей к стройке, увидел знакомую детскую фигурку, отчаянно жмущую на педали велосипеда.

— Перекур, ребята! — сказал он рабочим. И не успели они затянуться, как увидели своего бригадира уже во дворе у ворот усадьбы.