Суверенитет духа

Как и везде, реально, наша независимость основывалась на духе, так как без духа вообще никакой суверенитет не возможен, без духа мы бы проиграли войну первому встречному или бы сами по своей инициативе уже влились в какую-нибудь иную цивилизацию. Как бы не были велики наши военные победы, суверенитет, который держится силой оружия, ― недостаточен и является только предпосылкой или проявлением подлинного духовного суверенитета. Причина русофобии в том, что Россия господствует, говоря словами Грамши, «без гегемонии», «без согласия», господствует без соблазна. А господство без соблазна невозможно, и значит, мы не все знаем, значит, причина господства скрыта где-то глубоко, в том числе и от нас самих.

Очень примечательно, что каждый раз после военной победы над Западом Россия как бы расслаблялась, запутывалась и проигрывала духовную борьбу, что оборачивалось неисчислимыми бедами для нее. Даже когда императоры опомнились от просвещенческого масонского дурмана (что было в моде и порядке вещей при дворе Елизаветы, Екатерины, Павла, Александра) и стали уделять внимание «православию и народности», вспомнили про священный Царьград, когда часть элиты России (православные святители, религиозные публицисты, консервативно настроенные писатели, философы-славянофилы) начали робкие попытки поиска собственных духовных оснований, но уже в западных формах и терминах, то есть заведомо бесперспективно. Все это уже заранее на Западе, а значит и нашими западниками, было маркировано и заклеймено как ре-акция, средневековое мракобесие, консервирование прогресса и проч. А сами «славянофилы» и «консерваторы» согласились с этими кличками, правда, поменяв оценки на противоположные. Раз опираясь на старину мы побеждаем, значит она хороша, раз все, что несет прогресс ― ведет к проигрышу, значит история катится в ад. Если человечество летит в пропасть, то самое разумное ― тормозить. Возникла теория «подмораживания прогресса» и «удерживания» мира от падения в ад. Но это, как и показала потом дальнейшая история, оказалось невозможным. И все концепции, придуманные так называемыми русскими философами, не получили мирового признания. Более того, раз русские философы ставят сознательную цель ― мешать прогрессу, то это только новый повод утвердиться в русофобии.

Так что же делать? Неужели все безнадежно, неужели Европу никогда не убедить, что мы не дикие варвары? А может, поднапрячься, может перестать плеваться на улицах, научиться улыбаться в магазинах? Всего лишь немного дрессировки, и мы сможем… А может, уступить в вопросе с Чечней, в вопросах с таможенными пошлинами? Может, они поймут, что мы добрые и не хотим зла? У России еще есть, чем жертвовать, не все еще разбазарили…

На самом деле давно пора понять, что пока мы смотрим на них снизу вверх, они будут смотреть на нас сверху вниз, пока мы отступаем, они будут наступать. Пока мы ищем одобрения и заискиваем, они будут презирать, пока мы будем тешить их байками о нашей неполноценности ― они будут их слушать и верить. Пока мы не научимся себя уважать, они нас уважать не будут. Ни за какую работу для Европы, ни за какие уступки мы никогда не будем иметь благодарности. Нас ценили в те редкие моменты истории, когда мы действительно вырывались в авангард европейских и мировых процессов, когда мы выигрывали войны против ненавистных им же лидеров, когда мы полетели в космос.

До тех пор, пока мы считаемся и являемся окраиной Европы, отношений к нам и будет как к окраине. Лучший способ добиться признания Европы ― это сделать так, чтобы Россия сама стала центром Европы, а Европа ― окраиной России.

Как никогда актуальны слова Чаадаева из «Философических писем» о том, что Россия так до сих пор ничего и не предложила миру. Как никогда актуальны затасканные строчки Тютчева о том, что «в Россию можно только верить». В самом деле, военные победы есть только НАМЕК на что–то большее. Самая большая территория, тысячелетнее выживание в северных условиях, где другие народы не живут, с учетом невиданного военного и культурного прессинга ― это все есть исторический аванс, кредит. Россия не действительность, а возможность, то, во что можно только верить, как в некое многообещающее будущее.

Если кто-то думает, что наша миссия ― это несение стандартной демократии так называемым «нецивилизованным» народам из Европы в Азию, попутно защищая Европу от варварства, то в этой неблагодарной и неблагородной роли «прокладки» нас легко заменить, кем угодно, и это не делает Россию необходимой.