Суворов и Кутузов (сборник)

– Почти так: «Если хочешь мира, готовься к войне». Мы хотим мира. Так кому же и думать о нем, как не нам, военным!

– Может быть, в этом и есть резон. Ты турок знаешь, всю жизнь имел с ними дело, и они тебя должны помнить.

– Если уже позабыли Кагул, Очаков и Измаил, то не могли еще забыть Мачин: ведь всего полтора года тому назад я неплохо побил у Мачина их великого визиря. Думаю, потому и назначили меня послом: с победителем приходится больше считаться! Тем более что великий визирь остался тот же.

– А кто он?

– Юсуф-паша, по прозвищу «Коджа» – большой. Прозвали за высокий рост: турок – как колокольня. Борода у него, словно у пророка, по пояс, но талантов никаких. В молодости служил у капудана Гази-Хасана, на адмиралтейские деньги торговал на фрегатах с лотка. Разбогател, купил чин паши.

– Как у них просто!

– Да, у турок решают всё две вещи – деньги и кинжал.

– Что было бы, если б у нас торговец с лотка стал министром?

– У нас и такие были.

– Кто?

– Меншикова забыла? А сколько у нас министров хуже любого лоточника! – махнул рукой Михаил Илларионович. Помолчал и сказал: – Да, как воевать с турками, я знаю, а вот как удержать их в мире – еще не пробовал!

– Найдешься! Я где-то читала, кажется, у леди Монтегю, что, если хочешь заслужить расположение турок, надо хвалить все ихнее.

– Ну, на эту удочку – на лесть – кого не поймаешь! – усмехнулся Михаил Илларионович. – Восток любит лесть, но больше любит подношения, бакшиш. Не зря Фридрих Второй говаривал: «Турок за деньги готов продать даже своего пророка!»

– Представляю, какие чудесные вещи вы повезете в подарок султану и всем этим пашам. Драгоценные камни, меха, золото…

– Надо будет выбрать верного человека для надзора за дарами. Я вообще наберу в свиту побольше своих людей. Вытребую из моего Бугского егерского корпуса.

– Кому же ты поручишь хранение подарков?

– Майору Павлу Андреевичу Резвому.

– А-а, это верно. Он вполне подходит: порядочный и преданный человек. Мишенька, а нельзя ли пристроить куда-либо Федю Кутузова?

– А что с него толку-то, с Феди?

– Свой человек. Возьми, голубчик!

– Разве что офицером для посылок – на большее он не годится, – ответил Михаил Илларионович. – А скажи, что нового во дворце? Императрица долго оплакивала смерть Потемкина?

Екатерина Ильинишна улыбнулась:

– Ты помнишь, мы когда-то играли у Груши комедию Детуша «Привидение с барабаном»?

– Помню, ты играла баронессу.

– Ну так вот. Баронесса убивалась по мужу до тех пор, пока портной не принес ей красивое турецкое платье. То же было и здесь: императрица скоро утешилась…

– А как чувствует себя ее новый любимчик Зубов?

– С каждым днем все больше входит в силу и все больше наглеет. И как ему не наглеть, если придворные льстецы уже уверяют, что этот Платон достойнее древнего Платона.

– Ну, знаете! – возмутился Кутузов.

– Льстецы и просители стараются попасть к нему в уборную, когда он одевается и причесывается.

– Это что ж, как было у мадам Помпадур или у кардинала Флери? – усмехнулся Михаил Илларионович.

– Наш Федя Кутузов пошел к нему с прошением – хотел перевестись в гвардию, но вынужден был уйти ни с чем.

– Зубов не принял его?

– Не то. У Зубова тоже есть своя фаворитка – обезьянка. Она живет у него на свободе. Прыгает по ширмам, столам, диванам. С печки на люстру, с люстры на плечи посетителей. Увидит у кого-либо высокий тупей, прыг на плечи и ну теребить его. Льстецы и просители терпят, а наш Федя испугался за свой пышный тупей и ретировался.

– А как наследник Павел Петрович? Все в том же небрежении?

– Да. По-прежнему живет у себя в Гатчине. Возится со своим гатчинским гарнизоном. До других дел императрица его не допускает. А сама она сейчас занята женитьбой старшего внука, Александра.

– Не рановато ли ему жениться? Позволь, а сколько же Александру лет? – вдруг задумался Михаил Илларионович. – Он, кажется, на год старше нашей Прасковьюшки.

– Да, он родился вскоре после наводнения; значит, ему только пятнадцать.

– Сыну подыскивала невесту, когда ему еще пятнадцати лет не было, теперь за внука взялась. А кто же невеста?

– Дочь маркграфа Баденского. Маркграфиня прислала в Петербург двух дочерей на выбор: Луизу тринадцати лет и Фредерику одиннадцати.

– Кого же выбрал Александр?

– Старшую.

– А что, какова она?

– Прелестна. У нее греческий профиль, большие голубые глаза, чудесные белокурые волосы, приятный голос. Она сразу же всем понравилась. Императрица зовет ее сиреною. И вот теперь Екатерина и весь двор изо всех сил стараются помочь неопытным возлюбленным.

– Ну, сводников и учителей цитерному искусству[131] – в Зимнем хватит!

– В прошлое воскресенье на придворном театре ставили нарочито для молодого князя комедию «Новичок в любви». Александр громче всех бил в ладоши, а бабушка сияла от удовольствия, что комедия так трогает ее «ангела».

– Избалует она внука. Посмотрим, какой из Александра получится ангел. Не вышло бы так, как говорится в польской поговорке: «aniolek z pazurami» – не ангел, а черт. Сына держит в черном теле, а с внуком нянчится!

– Знаешь, Миша, мне очень жалко Павла Петровича, – сказала Екатерина Ильинишна.