Суворовец

Никодим ехал в первой телеге, с приказчиком, Алексей с Бояной – во второй. Старшой же, Тимофей – фамилию он тоже назвал – Углов – все время перемещался от первой повозки ко второй и обратно. То там посидит, поболтает, то тут…

Болгарский язык немного похож на русский, и Ляшин беседовал с девушкой, вернее сказать, пытался – после всего пережитого Бояна была не очень-то склонна болтать. Тем не менее о чем-то ведь говорили! О погоде, о дороге, о городах… Благо погонщик попался молчаливый, а его помощник – худющий хитроглазый пацан самого цыганистого вида – усвистал на последнюю телегу, к друзьям; и теперь оттуда то и дело доносился хохот! Серкан даже оглянулся, погрозил кулаком… Ребята успокоились… но ненадолго. Не прошло и пяти минут, как опять послышались громкие голоса и смех. Приказчик больше замечаний не делал, просто махнул рукой, бросив что-то типа «смех без причины – признак дурачины».

– Э, тебя как зовут? – спрыгнув с последней повозки, цыганистый вернулся на свое место. Уселся, свесив ноги, толкнул девчонку локтем: – Ты что, немой? Язык отрезали?

– Меня зовут Бо… Боян.

– У тебя родичи в Кючук-Кайнарджи, Боян? А у меня вообще никого нет. Слушайте-ка! Я тут рассказывал Гоцке один случай, что с нами вышел. Как раз в пятницу, да… Или то была суббота? Бог знает. Не помню уже. Сидели мы себе у фонтана, и тут вдруг видим – дервиш!..

Мальчишка болтал без умолку, и так быстро, что Ляшин мало что понимал – вот уж, поистине, язык без костей! Слава богу, парнишка оказался из категории тех не столь уж и редко встречающихся людей, что совершенно не нуждаются в собеседниках. Не собеседники им нужны – слушатели, болтают без умолку, никому не давая вставить и слова. Вот и этот парень… Зато хоть в душу не лез, не приставал с вопросами, только себя любимого слушал.

– Ах. Какие яблоки в Кючук-Кайнарджи, какие яблоки – слаще меда! Нет, не слаще, конечно, нашего, а вот их меда – слаще.

– Ты на той телеге-то про мед расскажи, – не выдержав, хмыкнул вислоусый возница. – А то ведь, поди, и не слыхали.

– Да рассказывал я им уже, – парнишка отмахнулся и вдруг подпрыгнул. – Ай! Ведь не все рассказал, ага!

Выпалил – и был таков. Словно ветром сдуло. Снова на последней телеге послышался смех – как видно, там были благодарные слушатели.

– Интересно, почему мы без охраны едем? – глядя на синие горы, задумчиво промолвил Алексей. – Что, разбойники все повывелись?

– Разбойники-то не вывелись, – погонщик неожиданно расхохотался, глухо так, надтреснуто, словно заезженная пластинка на старом патефоне. – Только мы-то – христиане, оружие нам нельзя. Не полагается!

– Да, турки запрещают христианам носить оружие, – пояснила Бояна. Видать отходила потихоньку бедолага, надоело молчать. – А против разбойников есть посты янычар! На каждой почтовой станции. Скоро сам увидишь.

К вечеру караван добрался до Козлуджи, небольшого городка с яблоневыми садами и крепостью, сложенной из больших светло-серых камней. За крепостью маячила башенка минарета – мечеть, у ворот чинно прохаживалась стража – трое усачей с пистолетами и саблями, у одного, кроме сабли, еще был ятаган. Так сказать – вооружены до зубов, никакой враг не страшен, тем более какие-то там разбойники!

Пронырливый Серкан с поклоном показал старшему стражу подорожную грамоту, к коей присовокупил несколько серебряных монеток – акче. Еще раз поклонился, что-то спросил. Убрав монеты в объемистую мошну – большой кожаный кошель на поясе, – турок что-то милостиво пояснил, повозки же проверить не соизволил. Вот еще – проверять телеги! Такому-то важному господину – ага!

Даже Бояна хмыкнула:

– Однако ж обленились тут все.

И впрямь обленились. А зря! И пары лет не пройдет, как генерал-поручик Суворов задаст тут всем жару! Козлуджу же уже в двадцатом веке переименуют в Суворово. Так сказать, на память.

Ничего этого Алексей не знал, и не потому вовсе, что совсем не интересовался историей. Просто целая череда русско-турецких войн всегда вызывала у школьников изжогу, да и преподавалась весьма поверхностно, а словосочетание «Кючук-Кайнарджийский договор» доводило бедолаг обучающихся до нервного срыва. Мало кто выговорить мог. А надо бы! Ведь уж есть чем гордиться!

Постоялый двор для христианских купцов располагался на самой окраине города, возле небольшой церкви, почему-то не срытой басурманами до основания. Аккуратная церквушка с белыми каменными стенами и золоченым куполом почему-то не вызывала у местных магометан праведного гнева. Похоже, вообще никаких эмоций не вызывала – привыкли, что ли?

– Это чтоб молились, чтоб верили, – слезая с телеги, неожиданно пояснила Бояна. – Нельзя же людям без веры. Это даже турки понимают.

– А в мусульманство разве всех не загоняют? – Ляшин тут же поддержал разговор, вовсе не скрывая радости. Все ж вроде бы отошла девочка, отошла! Вон, говорить стала… даже попросила попить.

– Силой – нет, – отрывисто бросила девушка. – Кто хочет – сам их веру принимает, но сложно это. Не так-то и просто.

– И почему же так? – Алексей удивленно приподнял брови. – Вроде бы наоборот должно бы.

– Все деньги.

– Деньги?