Свадьба Берсерка

— Несправедливо это. Раз уж я виновата, то меня и следовало пороть.

— Ты только ярлу этого не скажи, — испугалась бабка. — Хватит и того, что от чести великой, им оказанной, при нем отказалась. Я как твое "нет жена ярла" услышала, так на месте чуть не померла. Разве можно такое говорить? Да еще тому самому ярлу Харальду?

— Он меня все равно не отпустил бы, — выдохнула Забава. — Сделал бы снова рабыней, и дело с концом.

— Вот и радуйся, что он не стал так делать, — ворчливо сказала бабка. — Ох, девка, ох, Сванхильд… по лезвию ведь ходишь. Разве можно такому перечить? Да еще после всех его милостей великих. Смотри только, ему не скажи, чтобы он и тебя выпорол.

Забава замолчала. А Маленя снова пустилась в рассказ о том, как хозяйский сын, которого она знала, вызвал на хольмганг — поединок ратный у чужан — воина. За то, что тот при нем свою же рабыню бить начал.

И на том хольмганге свою голову сложил. Хозяин плакал, а потом нашел скальда, чужанского песнопевца. Деньги немалые ему заплатил, чтобы тот вису, песню чужанскую, про его сына сложил. Чтобы по всему Нартвегру о нем и его смерти пели, а молодые слушали да на ус мотали…

Забава лежала, слушая бабку, и терзалась мыслью — почему сразу не сказала Харальду, чтобы ее порол, а не других? Раз она виновата, то ей и платить.

Стыдно было, словно напакостничала, а потом спряталась.

До тех самых пор стыдно было, пока не пришел Харальд.

Сванхильд лежала на кровати лицом к стене, съежившись и поджав колени. Вскочила, когда он вошел.

И посмотрела на него тревожно.

Харальд перевел взгляд на старуху, сказал медленно:

— Ты ведь знаешь, что чем меньше ты говоришь, тем дольше живешь?

Рабыня испуганно кивнула.

— Да, ярл.

— Когда придешь в рабский дом, — приказал он. — Расскажешь рабам то, что слышала сегодня. Чтобы все знали — связавшиеся с Рагнхильд умирают. Но тот, кто расскажет мне о ее кознях, получит награду.

— Да, ярл.

— Хорошо. — Он снова посмотрел на Сванхильд.

Девчонка стояла навытяжку и переводила взгляд с него на старуху.

— Когда Сванхильд начнет спрашивать о сестре, скажешь, что ту после порки отправили в Хааленсваге, — приказал Харальд. — И вторую рабыню тоже. А теперь я буду говорить с ней. Переводи.

Он помолчал, рассматривая девчонку. Глаза красные, припухшие, но слез не видно. Смотрит с решимостью — мрачноватой какой-то решимостью, честно говоря…

— Завтра я отправлюсь в поход. Ее возьму с собой. Сегодня мы переночуем в моих покоях. Все вещи Сванхильд, вижу, уже в сундуке?

Единственное, что было сейчас на виду в опочивальне — ее плащ, висевший на изголовье кровати. Ни тканей, ни шитья…

Старуха суетливо кивнула.

— Скажи ей, — велел Харальд, — что в походе она будет носить мою одежду. В ней теплей, и под подол не задувает. Но если хочет взять с собой что-нибудь — пусть соберет узелок, когда мы придем в покои.

Он уже шагнул в сторону сундука, но тут девчонка что-то сказала, стоя все так же навытяжку.

А рабыня почему-то не перевела. Харальд, нахмурившись, рыкнул:

— Что там?

Старуха, сжавшись, пролепетала:

— Она говорит… что по справедливости следовало наказать ее, а не других. Прости, ярл, что не сразу тебе перевела… прости, замешкалась.

Харальд наклонил голову, чтобы спрятать легкую тень улыбки. Согласился:

— Да, по справедливости следовало наказать и тебя, Сванхильд. Мне свернуть шею этой старухе? Или придушить щенка, что я тебе подарил? Он как раз здесь, в крепости. Выбирай.

Девчонка, выслушав его слова от старухи, нахмурилась. С жаром начала что-то говорить…

Он ее перебил:

— Я — ярл. Если я совершу ошибку, за нее заплатят жизнью мои люди. Ты станешь моей женой. Привыкай к тому, что за твои ошибки платят жизнью другие. Это правильно.

Он почти знал, каким будет ее ответ. И не удивился, когда старуха перевела:

— Это несправедливо.

— Да, — согласился Харальд. — Но твоя жизнь принадлежит мне. И пока я жив, платить за тебя будут другие. Просто не совершай ошибок, Сванхильд. Вот и все. Накинь плащ, мы уходим.

Харальд наконец добрался до сундука, вскинул его на плечо. Развернулся и вышел, пригнувшись, чтобы пройти под косяком.

— Помочь, ярл? — спросил один из стражников, стоявших за дверью.

— Нет, — буркнул он. — Идите спать. Завтра рано утром уходим.

Снаружи было темно, крапал мелкий дождь. Забава шла следом за Харальдом — молча, не глядя себе под ноги и оступаясь на мокрых камнях.

Ничего не хотелось. И думать ни о чем ни хотелось. Но мысли о Красаве и о той, второй рабыне, не отступали.

Придя в покои, Харальд скинул сундук возле одной из стен. Повернувшись к ней, сказал:

— Сванхильд…

И указал рукой на сундук.

Приказывает собрать узелок, о котором говорил, как-то заморожено подумала Забава.

Сам Харальд тут же отошел, завозился у другого сундука. Покидал в него что-то из соседнего…

Потом закрыл, выложив на крышку одежду.

Забава стянула с плеч плащ, который так и не застегнула. Зачем-то аккуратно его свернула, прижала к груди. Погладила мех.

Отвернулась от Харальда. Видеть его не хотелось.

Подумала вдруг — он, наверно, был там, где Красаву и вторую рабыню пороли. Стоял и смотрел. Осуждать его за это она не могла…