– Не думаю. Хотя… Возможности средств массовой информации сегодня поражают. Если подать случившееся под нужным соусом, мою репутацию можно уничтожить. Но кого заинтересует судьба старого отставного генерала?
– То есть вы не боялись разоблачения?
– История крайне неприятная, но я уже довольно стар, чтобы бояться тюрьмы, огласки или людской ненависти. Конечно, мне не хотелось бы, чтобы широкой общественности стали известны подробности, но убивать за это крестницу я бы не стал.
Мне показалось, что я залилась не румянцем, а алой краской для стен.
– Ну, ну, – Владимир Павлович приобнял меня, как провинившуюся школьницу, – не теряйтесь так. Мне жаль, что я вас раскусил. Но только дурак не догадался бы, к чему ваши расспросы.
– Иногда я забываю, что имею дело с живыми людьми, – улыбнулась я.
В холле внезапно потемнело – наверное, на солнце набежали облака. Эта тень напомнила мне о том, что скоро наступит вечер. День, который, казалось, был прожит за одно мгновение, сменится темнотой, и все станет еще более нереальным. Надо заканчивать дело, а я даже не могла разобраться в толпе подозреваемых. Конечно, следствие в обычном случае длится много дольше, но случай-то у нас необычный. Убийца или убийцы заперты со мной здесь, на острове, и я давно должна была понять, кто совершил эти преступления. Теряю хватку.
Мы с генералом подошли к комнате Аллы Михайловны, но Владимир Павлович удержал мою руку, когда я хотела постучать.
– Вика случайно услышала мой разговор с Игорем. Была годовщина того злосчастного боя – и он позвонил в миллионный раз спросить, как я могу жить с такой ношей на душе. Мы поговорили совсем чуть-чуть, но девочке хватило этого, чтобы сделать выводы. Она у нас умненькая. Словом, в тот день мне пришлось объясняться еще и с ней.
– Она угрожала вам?
– Нет. Просто дала понять, что теперь относится ко мне иначе. Вика – человек-скала. Ее моральные принципы категоричны и незыблемы. Никакие аргументы не смогли бы поколебать ее – люди в ее понимании должны быть безупречны, или с ними не стоит иметь дела.
– Вы в курсе ссоры, которая произошла между вашей крестницей и завучем школы, в которой она работала?
– В курсе. Отвратительная история, но что поделаешь, молодым в современном мире трудно строить карьеру.
– Завуч упоминала какой-то компромат на Вику. Не знаете, что бы это могло быть?
Генерал презрительно рассмеялся:
– Да какой там компромат! Говорю вам – Вика была воплощением морали и нравственности. Иногда даже чересчур. Ничего у этой завистливой грымзы не было. Просто со злости ядом плевалась.
– А должность Вике действительно досталась не по знакомству?
– Нет, она всегда все делала честно. И даже отказалась от помощи матери, хотя у Риты были возможности ей помочь. Вика не хотела быть ей обязанной, она выбрала свой путь. Я удовлетворил ваше любопытство?
– Вполне, – ответила я.
– Тогда не буду мешать, вернусь к друзьям. – Генерал отвесил легкий поклон, как герой старого английского фильма, и, развернувшись, пошагал обратно.
Я постучала в дверь.
– Алла Михайловна! Откройте, пожалуйста. У вас все в порядке?
– Открыто, – раздался глухой голос.
Я вошла в комнату и увидела, что в ней царит полумрак. Занавески были опущены, солнечные лучи едва проходили сквозь плотную ткань.
Алла Михайловна сидела в кресле, упав всем телом на плюшевый подлокотник.
– Алла Михайловна, вы как себя чувствуете? Принести вам что-нибудь?
Женщина покачала головой. Лицо ее было залито слезами, но плакала она молча, словно на крик сил у нее не осталось.
– Простите, что спрашиваю, – попросила я, – но мне очень нужно знать. Может быть, вы что-нибудь видели или слышали днем? Какую-нибудь ссору или разговор.
Мать жениха все так же покачала головой, сглатывая слезы.
– Никто с Виктором не конфликтовал? Или с Викой?
– Я не знаю. Я ничего не видела.
Одни и те же ответы. Никто и ничего. Как же так получается – никто ничего не видел, и при этом совершено два убийства?
Разговор ожидаемо не клеился. Матери, потерявшей сына и невестку, говорить было трудно. Оглушенная своим горем, она вряд ли понимала значение моих слов.
Я предприняла последнюю попытку:
– Но, может, видели что-то необычное? Вы ходили на прогулку после обеда?
Алла Михайловна долго не отвечала, глядя в одну точку, как статуя. Я решила, что она уже не ответит, и хотела было пойти к выходу, как вдруг она прошептала:
– Я пошла пройтись.
– Что вы сказали?
– Сын отправился на пляж с друзьями, и я тоже решила погулять. Я видела, как они втроем бежали к берегу.
Алла Михайловна говорила медленно. Слова падали с ее губ тяжелыми каплями.
– Я его таким запомню. Загорелым, в цветных шортах. Такой счастливый… В этом проклятом «Раю».
– Скажите, пожалуйста, в какую сторону вы направились, когда вышли из дома?
Пауза снова повисла в воздухе. Алла Михайловна прикрыла глаза, потом, словно через силу, произнесла:
– В сторону цветника.
– Цветника? Вы имеете в виду оранжерею?
– Наверное. Там много цветов.
– Вы никого не видели по дороге?
– Девчонки были на берегу, снимали всякую ерунду на телефон.
– Хорошо, больше никого?
– Девушка – официантка.