Свадебное путешествие

вечно живал тоска, и раскаяние, которое встает вместе снами, идет рядом с нами по улице, ложится с нами в постель и будит нас по ночам — всегда мучительное, незаживающее и

острое?

На сырой и туманной заре, когда бульвар был еще пустынен, смертельно уставший,

я вошел в гостиницу. Я увидел Чилию и хозяйку гостиницы на лестнице: полуодетые и

растрепанные, они о чем-то спорили, и Чилия плакала. При моем появлении хозяйка

вскрикнула. Чилия осталась неподвижной, прислонившись к перилам; лицо у нее было

испуганное и растерянное, волосы и одежда в беспорядке.

—

Вот он.

—

Что ты тут делаешь в такой час? — спросил я жестко.

Хозяйка начала кричать, колотя себя в грудь. Ее разбудили среди ночи: муж, видите

ли, пропал: слезы, разорванные платки, телефон, полиция. Что за выходки? Откуда только

я приехал?

Я прислонился к стене и смотрел на нее раздраженным и отсутствующим взглядом.

Чилия не двигалась с места: только хватала ртом воздух, и лицо ее медленно заливала

краска.

—

Чилия, ты что, не спала?

Но она еще не могла отвечать. Стоя неподвижно, она плакала, слезы лились из ее

немигающих глаз, и руки, сложенные на животе, мучительно теребили носовой платок.

—

Я просто гулял, — сказал я хмуро. — Стоял в порту.

Хозяйка, пожав плечами, приготовилась было что-то сказать.

—

В общем, я жив и здоров. И сплю на ходу. Дайте мне лечь в постель.

Я проспал до двух мертвым сном, как пьяный. И проснулся, как будто меня

толкнули. Комната была в полутьме, с улицы доносился обычный шум. Повинуясь какому-

то неясному инстинкту, я не пошевелился: в углу комнаты сидела Чилия. Она смотрела на

меня, смотрела на стены, разглядывала свои руки, и время от времени ее сотрясала дрожь.

Выждав немного, я прошептал: «Чилия, ты что, сторожишь меня?»

Чилия быстро подняла глаза. Тот же полный отчаяния взгляд, который я видел на

рассвете, как будто застыл на ее лице. Она шевельнула губами, чтобы ответить, но не

сказала ничего.

—

Чилия, нехорошо следить за мужем, — сказал я шутливым ребяческим

тоном. — Ты хоть завтракала, по крайней мере?

Она покачала головой. Тогда я вскочил с постели и посмотрел на часы.

—

В половине четвертого отходит наш поезд. Ну-ка, Чилия, быстренько —

покажемся хозяйке веселыми. — Потом, так как она не двигалась, подошел к ней и

ладонями приподнял ее голову. — Послушай, — сказал я в то время, как глаза ее медленно

наполнялись слезами,— это ты из-за этой ночи? Ведь я мог бы тебе соврать, сказать, что

заблудился, в общем, умаслить тебя как-нибудь. И если я этого не сделал, так это потому, что не люблю сцен. Успокойся, я был один. Ведь и мне тоже,— и я почувствовал, как она

вздрогнула,— и мне тоже было не слишком весело в Генуе. Однако я ведь не плачу.