Свадебное путешествие

Однажды утром, спустившись с тяжелым сердцем и вся в печали, еще не остыв от последнего кошмара, в котором она осыпала Розье столькими ударами, что та превратилась в мармелад, вязкий, как морковный суп, она увидела, что старуха, беспокойная, принарядившаяся и потирающая руки, семеня взад-вперед по кухне, как-то невесело посмеивалась себе под нос.

— Хе-хе! — все повторяла она. — Хе-хе! Чему это вы так удивляетесь, девочка моя? Хе-хе! Цветете и пахнете, как здоровый мужичина, ей-богу. Да вот погляди, что я нашла — прекрасный ситцевый платок, вот, возьми его себе. Красивый ведь, а?

Сиска, ужаснувшись, смотрела на платок, вынутый Розье из своего кармана, платок кроваво-красного цвета в черный горошек. Она уж решила, что этим подарком хозяйка хочет подначить ее пойти и убить Поля.

— Но ведь за это не потребуется сделать ничего плохого, мадам? — спросила она, не решаясь взять платок.

— Хе-хе, да нет же, дурында, — ответила Розье, насильно впихивая его ей прямо в руки. — А вот и лента, будет чем украсить шляпку.

Сиска взглянула на ленту, явно времен царя Гороха и к тому же всю в желтой пыли.

«Шляпку украсить, — подумала Сиска, — да я бы побрезговала такой чулки подвязать!» Но все-таки промолвила:

— Да, да, мадам, и хорошую шляпку. — Потом принесла Розье кофе с молоком и тартинки с маслом, сама же, терзаемая угрызениями, стоило ей лишь вспомнить о своем сне, присела на другом краю длинного стола; разломила громадную горбушку, сочла недостойным съесть ее после совершенного ею же ужасного деяния, не стала намазывать маслом, но, в то же мгновенье побежденная зверским аппетитом, обмакнула кусок в дымящуюся жидкость и проглотила в один присест, как пилюлю.

Розье, с неудовольствием следившая за тем, как такая толстая хлебная горбушка исчезает столь быстро, тут же позабыла неприятное чувство и, в свою очередь, обмакнула в кофе свои намасленные тартинки с жестоким и триумфальным удовлетворением. Даже то, с каким сладострастием она кусала, напугало Сиску — каждый раз, как острые зубы старухи вонзались в безобидное тесто, той так и воображалось, что та откусывает кусок от доктора.

— Ха-ха! Хе-хе, — сказала Розье, прожевав наконец. — Ишь как хорошо устроились: живут себе там вдвоем, он доволен ей, она довольна им. Выставила я их за дверь, а они ничего другого и не заслужили, особенно он. Но вот теперь, Сиска, я как глупый жбан, пустой жбан, треснутый жбан. Они, вишь ты, живут себе в деревне как знатные баре, разъезжают, целуются, счастливые, а я тут как… Но они у меня в кулаке зажаты, вот, я им месть готовлю. Пойдем-ка мы их навестим. Не посмеет же он выставить за дверь мать своей жены. Не посмеют они разводить свои нежности и рассыпаться в любезностях, бесстыдно жить как две горлицы, все клювиками целоваться с утра до вечера. Придется им вынести меня, обласкать. Это недорого обойдется. Ты-то, ты ешь сколько влезет, налегай и на дичь, и на мясо, на пироги, пей вино, пиво пей, лопай вовсю и напивайся вдрызг. Вот тут он и поймет, сколько это стоит. Пустим мы кровь кошельку этих прощелыг. А потом вот и поглядим, как он ухитрится свести концы с концами и владеть домами в деревне. Эй! Сиска… — Встав, подойдя к ней совсем близко, она заговорила очень тихо, поглядывая на кухонную дверь, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает: — Попытайся разузнать, где он держит сейф. Выгребешь все оттуда… да не дрожи, вернут ему деньги, через год или пару лет. А пока не вернут — какая ж будет жалкая личность-то! Ей тогда уж поневоле придется сюда явиться и просить, чтоб я ее покормила. Что до него, так пусть издохнет, а я буду смотреть и стакана воды не подам.

Сиска содрогнулась от всего, что надвигалось. Потом, разразившись рыданиями, воскликнула:

— Мадам, мадам, не ходите туда! Они не сделали вам ничего плохого, они любят вас, дайте же и им быть счастливыми. Не ходите туда, мадам! Как недобро все это. Господь, сущий на небесах, накажет вас. Не ходите туда, мадам.

На мгновенье смутившись, Розье тут же вновь приняла лицемерно безмятежный вид:

— Да не переживай ты, завтра и пойдем, но я буду совсем не такой злюкой, как тебе показалось.

Этой ночью Сиске приснился жуткий сон: она видела, как Розье отрезала доктору голову и, видимо, сварила ее, потому что голова стала совсем белая и студенистая. Она воткнула в нее большой нож и длинную вилку. Раскрыв рот и ощерив зубы, она собиралась сожрать ее.

В дорогу до деревни они могли бы пуститься прямо на следующий день, рано утром, не будь у Розье стольких шкафов, сейфов и ящичков, которые надо было закрыть, запаковать и запереть.