Свадебный переполох (СИ)

В душе шевельнулся легкий червячок сомнения: простят ли они его? Но почему нет? Ведь он тоже умер! От такой страшной раны! И его предал родной дядя… Леон доверился ему — такому умному, взрослому! — а тот принес наивного племянника в жертву собственным подлым интригам.

Папа всё поймет — не может не понять. И нет такой вины, что он не простит любимому сыну. Отец всегда был добрым… А Ирии они всё объяснят вместе.

Почти не больно. Значит, это точно не «царство вечных мук, огня и хлада». Леон — в светлом Ирии, у Творца. Наверное, это папа замолвил за сына слово… А боль прошла не до конца, потому что даже за Гранью для исцеления столь тяжких ран нужно время.

— Он так ничего и не понял…

Юноша не уловил смысла слов. Но так прекрасен сам голос — глубокий, древний, нечеловечески прекрасный! Как в прочитанных в детстве легендах. Наверное, у благородного рыцаря Эритоса был такой же…

А какими еще быть голосам Вечных Спутников Творца Милосердного и Справедливого? И как чудесно, что звуки уже столь хорошо различимы! Теперь не шелест, а музыка…

— Если его не заставил прозреть порог Вечности — не заставит ничто…

2

Постоялый двор «Серебряный Лис» назван так еще предыдущим хозяином. Именно здесь издавна предпочитали останавливаться купцы — торговцы мехами. В том числе — особо ценящейся в Лютене «седой лисой».

«Лис» — добротное, респектабельное заведение средней руки. Как раз то, что нужно торговым людям и небогатым дворянам. И цены — заведомо ниже, чем в «Приюте путешественника» на соседнем тракте. Не говоря уже о столичных «Славе Лютены» или «Мидантийском кубке».

Толстенький, не менее респектабельный, чем его детище, хозяин успел пересказать всё это Ирии раза три. Пока они с Мари не сбежали в приготовленную для них комнату.

— Ваш ужин, госпожа баронесса.

— Благодарю, входи.

Подавальщица — рыжеволосая пышка лет двадцати пяти — задержалась в комнатах баронессы ровно настолько, чтобы получить причитающиеся хозяину пол-карлиора. И четверть-ритена себе — «на булавки».

У прелестницы есть и более выгодные постояльцы. Юный дворянин из Южной Ланцуа. Или мимоходом замеченный Ирией красавец — илладэнский офицер. А что может понадобиться баронессе даже от самой красивой служанки? У приезжей госпожи даже горничная — своя.

— Давай есть, Мари, — вздохнула Ирия, когда за шустрой подавальщицей закрылась дверь.

Следовало бы, конечно, расспросить девушку о городских новостях. Раз уж постоялый двор в полдне пути от Лютены. Но зачем потом всем слугам и гостям «Серебряного лиса» знать, чем именно интересовалась тенмарская баронесса?

Если уж на то пошло, она с трудом поборола жгучее желание спуститься вниз. И поужинать не у себя в комнатах, а вместе с Пьером и эскортом.

Только окрестности Лютены — не Тенмар. И незамужние девицы благородного происхождения не сидят здесь в общем зале — наравне с собственными солдатами. Даже в столь приличном постоялом дворе, как «Серебряный Лис».

Так что сбором информации займется наш расторопный малый по имени Пьер. И сержант эскорта — пока еще не пришла пора отправлять их обратно в Тенмар.

Ирия усмехнулась: старый герцог наверняка одобрил бы ее поведение — в преддверии столицы.

Жаркое с сыром по-квирински — восхитительно. А красное илладийское — самого отменного качества. Насколько Ирия вообще успела узнать в этом толк.

Когда-то в Лиаре всё было так же хорошо. Прежде, чем мир перевернулся и времена изменились….

— Госпожа Ирэн…

«Баронесса» обернулась. Так и есть — горничная задумалась над чем-то интереснее жалобно остывающего жаркого.

— Я боюсь Лютены. Она — такая большая! В ней потеряешься — и никто тебя уже не найдет…

Герцогская «племянница» вновь не сдержала усмешки. Знала бы Мари, какой огромной показалась когда-то столица юной смертнице, застывшей на пороге Ауэнта. По дороге на казнь. Такая гигантская Лютена — и такая маленькая Ирия…

А что никто не найдет — так это же просто здорово!

Девушка отпила еще глоток, наслаждаясь вкусом. Кто научил ее жить сегодняшним днем — Ауэнт, монастырь или Ральф Тенмар?

У вас тут под носом, господа Регенты, обретается дочь одного мятежника и якобы любовница и невеста другого. В таверне у камина греется, вино попивает. Кстати, не самого плохого качества.

Надо будет со временем узнать, какие сорта предпочитает Бертольд Ревинтер. Еще не хватало послать ему в Ауэнт какую-нибудь невкусную дрянь. Смертникам на последний ужин положено всё самое лучшее. Не будем нарушать традиций.

Единственное, что красит краткое торжество горечью — присутствие Мари. Будем надеяться, Ревинтеров (что отца, что сына) вряд ли любит хоть одна женщина. Иначе никогда ни на что не решишься.

Ральф Тенмар научился переступать через невинных людей. А вот Ирия Таррент — пока нет. Да и не слишком старалась, если честно. Отец всегда говорил, что нужно жить по совести… пока не забыл об этом сам.

Но один солгавший не делает правду кривдой. И всегда, когда об этом думаешь, вспоминаются глаза Анри. Который не оступался, не отрекался от опозоренных врагами родных и не ссылал в монастырь дочерей.

— Госпожа Ирэн, может, вернемся?