Свалка

— Да, и надежно хранятся в стабильных (honvolatile) средствах. Но без специализированной архитектуры MARHISа они бесполезны. Тридцать лет ушло не просто на софтвар и сканирующую технику. Оборудование тоже потребовало времени. Думаете, они позволят уцелеть хоть части? Можете за это поставить свою жизнь?

Бейли был загнан в угол. Он доверял Шерон, но вынужден был согласиться, что ее действия могут угрожать его инфоморфскому существованию.

— Ладно. Значит, нам обоим нужно, чтобы полиция и пресса держалась подальше от MARHISа. Что же мне, по–вашему, делать? Сказать Шерон, чтобы была хорошей девочкой, возвращалась к своим репортажам из мэрии и забыла думать про «Лайфскан»? Черт, вы даже не позволили мне поговорить с ней по телефону…

Готтбаум встал, подошел к Бейли и склонился над ним, хмуро глядя в его глаза.

— Вам будет позволено поговорить с ней. И вы очень точно описали, что должны ей сказать. Потому что, выставив нас на обозрение публике, она имеет замечательную возможность убить вас. Навсегда.

— Он выпрямился и отвернулся. — Когда зазвонит, возьмите трубку. — Он указал на телефон возле кресла Бейли и вышел из квартиры, крепко хлопнув дверью.

ЗАЛОЖНИК

Бейли ждал у телефона. А трудно, ч–черт, сосредоточиться… Тоска по Шерон разрушала логические настроения и напрочь забивала все соображения стратегии. До какой степени можно верить Готтбауму? Наверняка Бейли знал только одно: ему нужна Шерон.

Он решил было приказать MARHISу еще раз отключить его эмоции, чтобы в мыслях прояснилось. Однако возвращаться к мертвенности чувств тоже не хотелось. Ему необходимо было чувствовать свою любовь к ней.

Телефон зазвонил. Он подпрыгнул в кресле, от неожиданного звонка и схватил трубку. Вначале не было слышно ничего — даже шорохов на линии. Ну да, симуляция, как и все прочее. Некий отдельный канал MARHISа передает ему звуковой сигнал, конвертируя его на непосредственное восприятие реплики его сознания.

— Алло?

Голос ее звучал очень неуверенно. Однако это была Шерон; Бейли тут же убедился, что это действительно она. Он вообразил реальную Шерон в этой же самой комнате, сидящую на краешке кресла, как всегда при важном, жданном звонке, упершись локтями в колени, глядя прямо вперед.

— Алло! Есть там кто? — В голосе ее появились нотки тоски и страха.

Он понял, что сосредоточился на своих эмоциях до потери дара речи.

— Шерон, — сказал он. — Шерон, не вешай трубку.

На том конце долго молчали.

— Джим? — Судя по голосу, ее обуревали сомнения.

— Да, я, — сказал он. — Действительно я. Господи, как бы мне хотелось…

Только сейчас он полностью прочувствовал меру своего одиночества, всю глубину разделявшей их пропасти. Что толку хотеть, когда все желания — из разряда невозможных.

— Откуда мне знать, что это ты? — Голос ее дрожал, но в нем ясно слышалось дерзкое недоверие.

— Могу доказать. Я помню, как ты была одета, когда мы познакомились. Зеленая футболка и белые штаны. И ты ела сандвич с молодыми бобами. И у тебя был кот по имени Маркус, и когда ты в первый раз поцеловала меня «на сон грядущий, то хотела поцеловать в щеку — потом сказала, что боялась слишком поддаться чувствам, не хотела торопиться и желала контролировать ситуацию. И мы не занимались любовью до того вечера, когда поехали в кино на один заграничный фильм, но кинотеатр был закрыт на ремонт после сильного землетрясения, и…

— Хватит. — Теперь она плакала. Он слышал всхлипывания в трубке. — Пожалуйста, хватит. Я верю. Хватит.

Он представлял ее себе — совсем одну, без всякой поддержки…

— Шерон…

— Где ты, Джим? Тебя… твое тело нашли в разбитой машине. Так мне сказали. Для идентификации брали образец ДНК. Они же не могли ошибиться. Что случилось?

Он собрался с силами. Она должна знать; нет смысла ходить вокруг да около.

— Они поймали меня. На улице, возле дома. Люди Готтбаума. Они боялись, что я положу конец их проекту. Я бы так и сделал. Но они не хотели убивать меня, потому использовали в исследованиях. Помнишь, что я рассказывал про «Лайфскан»? Я ошибся. Проект не провалился, не был пустой тратой денег. Она достигла поставленной цели. Иисусе, и как еще достигли…

— Что ты хочешь сказать? — Теперь голос ее звучал хладнокровнее.

— Они, нейрон за нейроном, скопировали мое «я». Я чувствую себя личностью, но… Я теперь просто громадная система обработки данных. Не знаю, где она находится. Хотя, это, наверное, у Готтбаума, на побережье. Бог его знает; оборудования там хватало всякого. — Он помедлил. — Ты понимаешь…

— Конечно понимаю! Я… кое в чем разобралась. Я понимаю, о чем ты. Но… Готтбаум тоже с тобой? Да?

— Да. И, несомненно, прослушивает наш разговор.

Долгая пауза.

— Я хочу наказать их Джим. — Голос ее еще слегка дрожал, но в нем ясно слышалась ярость.

— Милая, если ты предашь их дела гласности, начнется громадный скандал. Систему могут разрушить. Систему, обеспечивающую мою жизнь.

Опять пауза, затем, громко:

— Так какого же [?] мне?.. Сидеть и ничего не делать?!

— Не знаю. Я без тебя с ума схожу. Сам виноват, пренебрег предосторожностями. Так был уверен…

— Брось каяться, — резко сказала она. — Нельзя.