Таким образом, в ходе непрерывных налетов 23—26 августа Люфтваффе разрушили практически всю инженерную инфраструктуру Сталинграда, вывели из строя все крупные, средние и даже мелкие предприятия, уничтожили две трети жилого фонда. Большинство жителей все это время не решались выходить из укрытий и сутками отсиживались в подвалах и укрытиях. О. Козырева вспоминала: «Б подвале было темно, пыльно и жарко, воды не было вообще. Но это было только начало. И на следующий день, и через день бомбежки продолжались. Начался голод. У моего маленького братика стал развиваться рахит, на теле появились шишки, ручки и ножки скрючились, животик вздулся. Он кричал день и ночь. В подвале жили крысы, они бегали по людям, кусали детей. Всех мучила жажда. Когда наконец прошел долгожданный дождь, воду пили прямо из луж:, вместе с грязью и головастиками. Многие потом умирали… Я получила ожоги и сама ходить не могла. Еще в подвале у меня лопнули барабанные перепонки, из ушей текла кровь. Мама переносила нас по очереди – сначала братика, а потом меня. Мы видели много мертвых. Возле одной убитой женщины сидел ребенок, ему было годика три. Он плакал и теребил маму за платье: „Мама, мамочка, вставай“. Он так и остался возле покойной, никто ему не помог».
Николай Рыбалкин, живший тогда в северной части города, рассказывал: «Каждый день мы узнавали о все новых и новых прямых попаданиях. В подробностях это были ужасные картины. Изуродованные и разорванные на куски тела. Или похороненные заживо под многометровой толщей земли в обвалившихся пещерах. Погибали целыми семьями. А когда случалось, что кто-то из погибшей семьи оставался в живых, то на его долю часто выпадало такое, чему не позавидовали бы и покойники».
Особенно сталинградскому подростку запомнилась картина «похорон» на соседней улице. Утром пожилой мужчина по фамилии Захаров, торопясь успеть до очередного налета, побежал в карьер за водой, а когда возвращался, уже началась бомбежка, и он на месте своей щели, в которой оставил дочь с ее двумя малыми детьми, нашел только большую воронку. Весь день, не замечая рвавшихся вокруг бомб, старик собирал останки своей семьи и опускал их в выкопанную тут же, на дворе под тополем, могилу. Тела внуков и обезглавленный труп дочери он обнаружил под слоем земли в разрушенном убежище, а голову дочери долго не мог найти, пока соседка не увидела ее вечером на своем дворе.После массированных налетов началось неконтролируемое бегство уцелевших сталинградцев за Волгу. Перебраться вплавь было невозможно из-за больших нефтяных пятен, поэтому переплывали на подручных средствах: бревнах, самодельных плотах и автомобильных шинах. Переполненные транспортные суда выполняли десятки рейсов в день. Особенно прославился в последние дни августа баркас «Ласточка», совершавший по 15—18 рейсов в сутки. И все это под непрерывными ударами немецкой авиации.
Атакам по-прежнему подвергались и корабли на других участках Волги. 24 августа теплоход «Память товарища Войкова» шел из Астрахани на морской рейд, тянув за собой три баржи с войсками и грузами для кавказского фронта, когда его атаковали три бомбардировщика. Одна из бомб взорвалась за кормой судна, перебив буксирный трос и разворотив нос первой баржи, еще две попали во вторую баржу, убив почти всех, кто там находился. Трупы людей и части тел разметало по воде на сотни метров. После этого матросам удалось поднять пострадавших, отцепить горящую баржу, и затем караван отправился дальше.