Монахи приезжали в зону уже два года, и поначалу все шло хорошо, но однажды сломалось. С того момента Игорёк прямо связывал каждый их приезд со вторым пришествием, говоря убежденно: «Второе пришествие я переживу легче». Недавно Игорёк заметил в своих черных, по образному выражению Славы Дуракова, жуковых волосах седину. Целых семь седых волосков вырвал из своей головы Игорёк, а ведь было ему от роду всего лишь двадцать три годка! В бытность свою на воле Игорёк мечтал о блестящей карьере телевизионного ведущего какого-нибудь шоу вроде «Угадай мелодию» и к своей внешности относился предельно бережно. «Лицо это всё!» – любил он повторять слышанную где-то фразу. Лицо. Не тело. На воле Игорёк был завзятым наркоманом, за наркотики и сел, точнее, за связанный с ними разбой, повлекший убийство, – руки и ноги его были нещадно исколоты и местами выглядели, как бритая свиная щетина, но лицо оставалось таким, что хоть сейчас на телеэкран. Когда-то Игорёк восхищался Валдисом Пельшем и открыто ему подражал, но, став старостой православного храма, не скрывал своего презрения к шоумену.
– Пельш? – кривясь, переспрашивал Игорёк, когда слышал это имя. – Да он же прибалт, католик, еретик! Нет, вы мне про него больше не говорите!
То, конечно, была ошибка – никак не следовало вырывать семь седых волосков, потому что буквально на следующий день их было уже не семь, а страшно сказать сколько. Лавруха сразу говорил, что нельзя этого делать, а Лавруха знал, что говорил – Лавруха на воле парикмахером работал. За что и сел. То есть не за профессию парикмахера сел, за это у нас пока еще не сажают, сел Лавруха за то, что в рабочее время на рабочем месте зарезал живого человека – распанахал опасной бритвой горло от уха до уха. А тот вскочил и побежал! Ох и смеялся Лавруха, сквозь стекло витрины наблюдая, как клиент, внешне похожий на выкипающий кофейник с откинутой крышкой, подбежал к своим «жигулям», сел, завел, поехал и у знака «STOP» остановился навсегда. Смеялся Лавруха и когда менты за ним приехали, и когда увозили, смеялся – смеялся до тех пор, пока в отделении не появилась его жена и, размахивая сумочкой, не заорала с порога: «Смеешься, сволочь? Я из-за тебя лучшую подругу потеряла!» – «А при чем тут подруга?» – спросил Лавруха, досмеиваясь. «А при том, – продолжала неистовствовать жена, – что ты ее любовника зарезал!» – «А разве не твоего?» – озадачился свежеиспеченный убийца.
Дело заключалось в том, что за три дня до убийства в парикмахерской Лавруха обнаружил в сумочке жены фотографию носатого мужика, насмешливое, если не сказать глумливое, выражение лица которого его, законного супруга, до глубины души оскорбило. Два дня бродил Лавруха по родному городу с опасной бритвой в кармане и с надеждой в душе встретить носатого, а на третий день обнаружил его сидящим в парикмахерском кресле. Дальше случилось то, что случилось и что так развеселило Лавруху.