Свечка. Том 1

По-другому это воспринимали и сестры. При слове «ребра» им сразу представлялись самые настоящие ребра, свиные или бараньи, крепко подкопченные, которые время от времени в большом количестве появлялись в местном магазине и, пока они были свежие и не начинали приванивать, охотно покупались хозяйками для приготовления горохового супа. Мужчины же любили погрызть их прямо так, с пивком у телевизора.

– Мы ребра, а они нас грызут, – неожиданно мрачно пошутила Светлана Васильевна, которая накануне в очередной раз поссорилась со своим Челубеевым.

– Ты покаешься, – пообещала Наталья Васильевна, поджимая и без того поджатые губы.

Светлана Васильевна чуть не вспылила в ответ, но вовремя смирилась и, усмехнувшись, согласилась:

– Покаюсь.

– Покаешься, покаешься, – настаивала Наталья Васильевна.

– Покаюсь, – вконец смирилась Светлана Васильевна.

Во все время этой чуть было не случившейся ссоры Людмила Васильевна прижимала к своей пышной груди пухлые ладошки и, вытягивая алые губки в трубочку, беззвучно целовала на расстоянии своих православных сестер, успокаивая их и примиряя.

Со своим воцерковлением сестры, несомненно, внутренне стали меняться, улучшаться, но странным образом конфликты, хотя, правда, и небольшие, стали возникать между ними чаще, чем в прежние времена, но не по бытовым, как раньше, вопросам, а по таким, почти богословским: как должно вести себя православному человеку, что можно делать, а чего решительно, решительно нельзя. (Кажется, это называется «ортопраксия».)

Так, однажды в бухгалтерии ИТУ 4/12-38 разгорелась горячая дискуссия на тему недопустимости или все же возможности в православной семье орального секса. Раскрасневшаяся от возбуждения Людмила Васильевна решительно выступала за это неограниченное выражение чувств женщины к своему любимому мужчине, Наталья Васильевна молчала, а вот Светлана Васильевна была против, причем категорически.

– Чтобы я это в рот брала? – растерянно и одновременно возмущенно говорила она. – И раньше этого не делала никогда, а теперь и подавно! – И даже плюнула в сердцах, прямо так и плюнула: – Тьфу!

Дискуссия состоялась за послеобеденным чаепитием, и последствия ее были настолько глубоки, что женщины не только не допили чай, но и чашки не пошли ополаскивать, чего за многолетнюю их дружбу не случалось. Хорошо, что недостало у них ума обратиться по этому скользкому вопросу к своему духовному пастырю, трудно представить даже, как бы он прореагировал на подобную пытливость женского ума, какую епитимью наложил бы на неразумных сестер. Но мы, кажется, отвлеклись…

Еще одну книгу Библии – Числа – о. Мартирий обязал переписать человека, к нашей истории прямого отношения не имеющего, – бывшего главного бухгалтера строительного треста, по подложным авизовкам укравшего сто миллиардов неденоминированных рублей. Звали его Константин Львович Сахарков. Лет он был преклонных, к общине никакого отношения не имел и иметь не желал, называя Игорька и его православную команду шпаной, однако прихожанином был примерным, службы отстаивал от и до, регулярно исповедовался и причащался. Никто не знал, за какой грех, а скорее даже не один о. Мартирий наложил епитимью на этого в особо крупных размерах мошенника, но факт остается фактом – Константин Львович должен был переписать Числа не один, а целых два раза, разумеется, без использования копировальной бумаги. Судя по тому, что спустя какое-то время он вновь причащался, задание было выполнено, что, впрочем, неудивительно – у Сахаркова имелись для этого все условия, в «Ветерке» он исполнял обязанности библиотекаря. Константин Львович был человек закрытый, мыслями и чувствами своими по поводу библейских Чисел ни с кем не делился, что же касается внешней его стороны, то здесь никаких изменений не произошло – как был крепенький, лысенький, с пухлыми розовыми щечками и маленькими хитрыми глазками, так таким и остался, но одновременно по зоне циркулировали слухи о последствиях произведенного им действия по двукратному переписыванию священного текста. Якобы после этого Сахарок сообщил кому надо на волю, где у него закопаны трехлитровые банки с закатанными под крышку долларами, и вся эта куча денег была по его просьбе направлена на строительство церквей: одной – на западе, другой – на востоке, третьей – на юге и четвертой – на севере. Пятая же, самая большая, должна быть построена в столице нашей родины Москве, и если их соединить на карте линией, то получится крест. Игорькова община отрицала подобные слухи категорически, чужаки же верили охотно, причем если во время рассказа этой истории в поле зрения появлялся ее герой, рассказчик направлял в его сторону палец левой руки, а пальцем правой крутил у своего виска. Сам Константин Львович слух этот не опровергал, но и не подтверждал, а на прямые вопросы отвечал уклончиво:

– В этой жизни все может быть.