Свечка. Том 2

Ты понял, все понял, до тебя наконец дошло, что это разводка, элементарная разводка, о которой слышал в общей, а еще раньше читал в газетах под рубрикой «Милиция предупреждает» или «Осторожно! Жулики» или что-то в этом роде: сначала деньги находят, потом делят, потом появляется их хозяин, потом… Чёрт ее знает, что должно быть потом, тебя это уже не интересовало. Ты вновь оказался лохом, жертвой, терпилой и понимал, что никаких денег у тебя не будет и ничего хорошего тебя уже не ждет.

Но почему же не бросил все и не побежал сломя голову прочь, извинившись, а то и безо всяких извинений – какие уж тут извинения?

Почему? Быть может, потому, что не мог поверить до конца, что все это происходит с тобой, с тобой, сколько тебя еще будут мучить?..

Ну и, конечно, стыд, жгучий стыд: «Денег захотел, чужих денег захотел, скотина и свинья, и еще кто-то там в придачу!»

Так что ты был почти рад, когда услышал за спиной властный и угрожающий окрик: «Стоять, милиция!»

Хотя не рад, конечно, какая уж тут радость, но воспринял с несомненным облегчением. «Ну, вот и всё… И сдаваться не пришлось», – думал ты, стоя молча и неподвижно, а вот те, кто только что тебя разводил, возмущались и вопили, мгновенно собрав вокруг себя толпу, так, что к вам не мог подъехать патрульный жигуленок.

«Артисты» возмущались и упирались, а ты шел к машине молча и покорно, сцепив за спиной руки, прощально поглядывая на небо, которое вновь затягивалось противными сизыми кишками.

Уже в машине ты размышлял о том, почему она тебя не узнала…

Думаю, что ее сознание отбросило от себя невозможное – она встретила того, кого никак не могла встретить, и значит, это был не ты.

Также, наверное, сыграло свою роль то, что за полгода, прошедших со времени вашей последней встречи во время опознания-обознания, ты здорово, можно даже сказать, разительно переменился: похудел, от отсутствия солнечного света обесцветился, но, самое важное, конечно, то, что не стало твоих рыжеватых с плешинкой на макушке курчавых волос – их пришлось состричь после первого же набега на вашу общую здоровенных бутырских вшей.

Да и вообще ей было не до тебя, она бы, наверное, и дочь родную не узнала, участвуя в банальной разводке, ощущая себя на сцене и не видя ничего вокруг.

Как там ее звали? Мамаева-Гуляева?

Вот-вот, Мамаева-Гуляева…

Аида Диомидовна, да…

По паспорту, к слову, она оказалась Александрой Дмитриевной…

Плохая актриса.

Плохая актриса погорелого театра.

И в отделении милиции она плохо играла – то рыдая, то хохоча, то падая в обморок, а нюхнув нашатыря, вздымала руки к потолку, призывая на помощь «ангелов, архангелов и все прочие силы бесплотные».

Михаил Аркадьевич Мельтцер напирал на то, что он не только артист, но и режиссер, и это была не жульническая разводка, а репетиция спектакля, который они вынуждены репетировать на улице из-за отсутствия сцены. «Поймите, мы артисты, и мы не можем без игры!» – горячо втолковывал он всем, и даже тебе.

Менты слушали привычно – не такое слышали, но на лицах их присутствовала досада: обычно они везде опаздывают, а тут поторопились – взяли исполнителей, а организаторы разводки в это время находились где-то в толпе.

Что же касается тебя, то ты вообще был всего лишь потерпевшим, на тебя никто не обращал внимание.

Когда спросили личные данные, ты, не задумываясь, назвал свою фамилию, имя и отчество, а также, согласно прописке, домашний адрес, а остальное говорить не стал – не смог и не захотел, полагая, что сейчас они «пробьют» тебя «по базе» и сами все узнают.

Но не пробили – «база» не работала, недавно установленный в отделении компьютер, на котором толком не научились работать и днем играли в «косынку», а по ночам смотрели порнуху, завис.

Можно было на базу позвонить, и позвонили, но там было занято, а потом забыли.

Ментов напрягло лишь отсутствие у тебя паспорта, который, впрочем, ты никогда не носил, так как боялся потерять.

– Почему же это вы паспорт с собой не носите? – недоумевали служители закона.

– Боюсь потерять, – отвечал ты, уверенный в том, что тут тебя поймут.

– Ну, понятно, – не понимали они.

А больше всего их интересовало, почему ты так неопрятно выглядишь, и тут ты тоже говорил правду:

– Грязью из-под колес машины обдало…

Услышав это, милиционеры почему-то усмехнулись и переглянулись.

Никто не спросил, из-под какой машины, но ты бы и тут сказал правду. Происходившее в ОВД «Теплый стан» первого апреля 1998 года очень напоминало то, что происходило в ОВД «Краснопресненский» десятого ноября 1997 года – в день, когда тебя взяли, и ощущение дежавю усилилось многократно, когда в кабинет, где ты давал показания в качестве потерпевшего, вошел начальник ОВД майор Найденов.

И хотя он нисколько не походил на подполковника Захарика – то были два совершенно разных человека, какое-то сходство было – видимо, ментовское, хозяйское, начальственное в осанке, в голосе и во взгляде превалирует над всеми другими различиями и определяет главное сходство – начальник, бугор, мент.