Не в силах смотреть на нее, ты смотрел на него, точнее в него, читал-перечитывал короткую, всего в три слова, но такую прекрасную книгу, на данный момент самую прекрасную в твоей жизни книгу.
Кажется, к тебе возвращалась любовь к чтению. (Шутка.)
– Тонь, а он ничего, – донесся откуда-то сбоку насмешливый голос.
Ты повернул голову и увидел приземистую девушку, то ли якутку, то ли калмычку в таком же вишневом переднике с бэйджиком.
Она улыбалась, сделав из своих глаз совсем узкие щелочки.
– Да пошла ты! – дружески-беззлобно отозвалась на шутку женщина твоей мечты.
Ты понял, что речь идет о тебе и еще больше смутился и посерьезнел, а у нее скривились краешки губ – то ли в улыбке, то ли в усмешке, но усмехалась она не над тобой, а над собой, словно сама не понимая, что в тебе нашла, в этом маленьком, заспанном, измученном и к тому же извазюканном в грязи мужичке, но то, что между вами тогда происходило, было видно со стороны: не только та то ли калмычка, то ли якутка посматривала на вас весело и иронично, но и водитель «газели», в которую вы грузили бананы, – белесый, с несовременными, как будто из ваты, прилепленными к круглым скулам бачками, смотрел на вас своими прозрачными глазами и, обнажая белые десны с короткими зубами, многозначительно улыбался.
Потом была поездка в кабине грузовичка от рынка в Теплом стане до рынка в Конькове.
Пело радио «Шансон», водитель сердито рассуждал о «совсем оборзевших гаишниках», а ты сидел счастливый рядом с женщиной своей мечты, ощущая исходящее от нее ровное и надежное тепло – она была как печка, как раз и навсегда хорошо протопленная русская печка.
От нее пахло дешевой косметикой, сигаретами, но эти чужеродные запахи не могли забить не аромат, нет, а запах женщины – матери, дочери и жены одновременно, запах, который ты совершенно забыл, а скорее всего, не знал. Она не смотрела в твою сторону и ни о чем не говорила, но время от времени поджимала вдруг губы и на щеках ее закручивались водовороты ямочек, смотрела вперед и улыбалась чему-то своему – тайному, чистому, хорошему.
Когда в Конькове вы разгрузили грузовик, перетаскав коробки с бананами в железнодорожный контейнер, стоявший в длинном ряду таких же контейнеров, она рассчиталась с водителем, спрятала под передник кошелек и, вернувшись к тебе, на тебя не глядя, спросила неожиданно равнодушно и почти сердито новым неприятным по форме и сути языком:
– Вы какую форму оплаты предпочитаете в качестве вознаграждения за труд?
– Что? – не понял ты, растерявшись от вопроса и от того, как он был задан. Какая форма оплаты, какое вознаграждение, ты уже был вознагражден общением с женщиной своей мечты – общением, которое не разочаровывало, а наполняло радостью и силой.
Руки с непривычки гудели, но усталости не чувствовалось, ты готов был еще и еще носить и возить бананы, носить и возить, носить и возить, только чтобы она была рядом.
Она стояла напротив неподвижно и смотрела вопросительно.
– О чем вы? Я не понимаю… – смущенно пробормотал ты.
Она фыркнула, резко реагируя на такую вполне простительную непонятливость и, глядя уже куда-то вбок, стала громко и нервно объяснять:
– У нас тут как разгрузка-погрузка оплачивается? Или бутылка, или на бутылку. Но это если целый день работать. На бутылку вы не заработали, а на стакан накапало… Вам что нужней, деньги или что?
«Деньги или что? – растерянно повторил ты про себя. – Деньги, конечно деньги! На эти деньги, на честно заработанные, между прочим, деньги, можно будет выпить стаканчик кофе, съесть шаурму и доехать на метро до Новослободской… Деньги или что? Да что тут думать – деньги!»
Она ждала ответа. Ты торопливо поднял на нее глаза и сказал:
– Стакан.
– Стакан, – повторила она, то ли пародируя тебя, то ли цитируя, но в голосе чувствовалась благодарность за подобный выбор. – Ну, если так, тогда, может, и пообедаем заодно? – Она смотрела то в сторону, то на тебя. – Такая дурацкая натура – не могу есть одна. Так и прохожу голодная весь день, если не с кем. Вы не против?
– Не против… – ответил ты. Согласие на обед почему-то далось тебе трудней, чем выбор стакана в качестве оплаты за труд. Кажется, ты стеснялся есть вместе с женщиной своей мечты, а стакана даже боялся, ты не хотел пить, ты хотел быть, просто быть рядом с ней.
Сказать по правде, ты никогда не любил алкоголь, он тяжелил сознание, путал мысли, страшил завтрашним похмельем, и выпивал только за компанию – с женой, другом Герой, сослуживцами или соседями, потому что они выпивали, мог даже и напиться, но если только другие напились – чтобы не обидеть.
В радостные минуты жизни тебе и без алкоголя было хорошо, а пить, что называется, с горя – и мысли такой никогда не возникало.