Сверхчеловек

Вижу, правда, как какой-то глупый, но храбрый друд, пилот одного из немногих уцелевших «наших» катеров-перехватчиков, пожертвовав собой, тоже несётся на всех парах к авианосцу гхаш. И взрывает-таки его!

Те кораблики-перехватчики, кто оказался ближе к месту взрывов, испаряются, конечно… И остаются их — считанные единицы. И все — гхаш.

Хм-м… Чувствую, как Ундред сжимает мою ладонь своей превратившейся в ледышку узенькой ручкой. Хлюпает своим носиком. Но — молчит: не хочет отвлекать. А я тоже не хочу терять концентрацию. Поэтому отвечаю тоже мысленно:

— Не плачь. Сейчас я им… отомщу за наших!

Отомстить, мне — нетрудно.

Вылавливаю из пространства части обшивки и разные другие медленно разлетающиеся осколки из окружающего оставшиеся восемь корабликов гхаш пространства.

И — небольшие, но прочные, направляю прямо в их двигатели!

Взорвал к …ерам собачьим все восемь оставшихся в строю катеров за какие-то полторы минуты! И почти тут же — взорвал и парочку чудом сохранившихся, хоть и сильно искорёженных, эсминцев. И вот — последние осколки и трупы разлетаются по вселенной… А кое-кто ещё жив.

Не думаю, впрочем, что кто-то из них может Земле чем-то навредить: они от неё слишком далеко. Не доберутся. А ещё не думаю, чтоб кто-либо из выживших продержался дольше, чем им хватит запасов кислорода в баллонах скафандров: десяток часов. А на подлёт «спасателей» рассчитывать явно не приходится: я видел в мозгах командиров эскадр, что все основные силы флотов всё же сосредоточены теперь на защите собственных, колонизированных давно и капитально, миров, и — главное! — «материнских» планет.

Ф-фу-у-у…

Вот и окончен бой за нашу Землю. И окончен — вничью. (Не без моей помощи, естественно!) Стратегия Черчилля полностью оправдала себя. Конечно, я никогда бы не справился, даже с помощью Ундред, с двадцатью одним большим кораблём. И семью дюжинами средних. Не говоря уж о том, что у меня просто внимания не хватило бы уследить за всеми мелкими, если б они были направлены против планеты.

А так — к Земле направили всего одну торпеду с супервзрывчаткой. Один из последних двух эсминцев гхаш. Когда его командир понял, что неспроста взрываются один за другим все их мелкие катера после того, как противник — уничтожен! Догадался, гад такой, что кто-то хорошо спрятавшийся, следит за ходом боя. Корректирует итог.

«Большой брат»!

Выловил эту торпеду без проблем. Направил к солнцу — уж взорвавшись там, она кроме вспышки — большой, конечно! — вреда не принесёт! Зато уж я буду уверен, что из землян никто и никогда эту мерзость не «отловит», и воспроизвести не сможет!..

Ундред снова вздыхает. Чувствую — открыла глаза. Ойкает.

Открываю глаза и сам.

Хм. А было от чего «ойкнуть»!

Вокруг — темнющая ночь! Надо же.

Провозились мы, оказывается, со всеми этими космическими боями — аж целых три часа! А мне, в пылу сражения, всё казалось, что прошло-то — всего минут двадцать!

Ладно. Главное — чего хотели, мы добились. И «сканирование» космоса вокруг нашей планеты говорит мне однозначно: угроза ликвидирована. И никого опасней метеоритов, осколков и обломков, которые дня через три посыплются дождём на поверхность, вокруг нет. Ну а от метеоритов запросто защитит толстая атмосфера: осколки просто сгорят!

Пытаюсь встать.

Не тут-то было! Ноги и спина затекли, и буквально колом встали! Больно!

Говорю:

— Дорогая. Ты — как? Двигаться можешь?

— Хм. Могу. — она действительно довольно легко садится. И даже встаёт, — А ты?

— А я — что-то не очень. Перенапрягся, что ли, с непривычки-то. Да и вообще: работа у нас, суперлюдей, тяжела и неказиста. И очень ответственна. И, что самое обидное, никто ведь этого не увидит и не оценит! И про нас даже кинофраншизы никакой в Голливуде не снимут! Как вон: про того же Супермена. Железного человека. Мстителей.

— Не знаю, милый, о чём ты сейчас говоришь.

— Э-э, не бери в голову. Это я о местных фантастических фильмах. Про спасение Земли и человечества. Я тебе пото

м покажу. Напрямую. — стучу себя по виску.

— Хорошо, я посмотрю. Потому что у меня была не та специфика работы, чтоб знакомиться с шедеврами местной киноиндустрии. А сейчас — давай-ка ты всё-таки поднимай свою затёкшую задницу с матраца, и займёмся ужином!

Поднять задницу с матраца удалось только через минуту. И то — скрипел, ворчал, и стонал. Как обозначила это дело Ундред: «Словно старый брюзга, ворчун, и пердун!»

Ну да: я и ругался, конечно, и вздыхал.

Ундред, вдруг посерьёзнев, говорит:

— Жаль наших. — вот неожиданный поворот! Я-то думал, что всё произошедшее кажется ей дурным сном. Чем-то, что происходит не с нами. Ну правильно: нужно же как-то защищать сознание от того, чтоб не спятить!

Быстро шарю по её сознанию и подсознанию.

Не врёт ведь, гуманистка моя. Ей действительно — жаль погибших. Хотя они и принадлежали к расе, что гнобила и унижала её. Обследовала всякими «психозондами» да томографами. И обрекла на унизительную работу «ублажительницы». Пусть и элитной.