Сверхчеловек

Возле неё кровищи на палубе, понятное дело, больше всего. Ундред передёргивает плечами, но сдерживает эмоции: помалкивает. Понимает, что мне нужно работать. Ханс, тот вообще — молчит. Он (Ну, не без моей помощи!) уверен: наше дело — правое!

А для победы все средства хороши.

Все эти слова и условные обозначения на пульте, конечно, вызвали бы у земных обычных учёных скрежет зубовный и недоумение. Но — не у нас с Ундред. Понимаем.

Я сажусь в неудобное, приспособленное под «крокодилий» зад, кресло капитана.

Вздыхаю. Переглядываюсь со своей боевой подругой. Она кивает.

Погнали!

Опускаю чуть подрагивающие пальцы на кнопки и клавиши. И начинаю работать.

«Возникаем» сразу возле материнской планеты Тобусов — в опасной близости! Ого! Вот это тряхнуло так тряхнуло: последствия гравитационных «искажений»! Чёртов каркас и внешние переборки корабля едва выдержали.

Так никто из тобусовских капитанов, конечно, рисковать не стал бы! Но мы — и не тобусы! Уж я не забыл нацепить на наш огромный авианосец «личину» линкора гхаш!

Как не забыл и зарядить все пушки заранее.

Залп!

В подпространство, назад к Земле, мы ушли ещё до того, как ракеты с гипер-взрывчаткой долетели до поверхности. ПВО и прочие оборонные средства застали врасплох — ракетам ничто не мешало! Ох, сейчас и бабахнет!..

Пусть-ка уцелевшие тобусы думают, что гхаш взяли какого-нибудь пленного, и он и рассказал им об «уязвимых местах» их обороны! А уж у кого самые «лучшие» об этом представления, кроме адмирала самих тобусов… Поэтому мы и «возникли» прямо за линией магнитных мин, и оборонительных построений из надорбитальных кораблей!

Рискованно, конечно, но «Сармакш» оказался крепкой посудиной: от притяжения планеты не развалился, и движки от форсажа не испортились.

Ну вот.

Теперь я ещё и коварный сталкиватель лбами и провокатор в отношении уже трёх разумных рас… И — последняя ли это?..

Но, как уже говорил — угрызений совести из-за потенциальных миллиардов жертв не испытываю. Они же все — не люди! Как не полноценные и достойные люди были и все эти североамериканские индейцы, австралийские и Тасманийские аборигены, русские, украинцы, югославы, сирийцы… И все те уроды, что не принимают наши Ценности, нашу Демократию, нашу Веру, наш образ жизни.

А вот мы, англосаксы — высшая раса! Избранная! И правы — всегда и во всём!

И именно нам предстоит господствовать и на нашем маленьком шарике, и в окружающем, да и дальнем, космическом пространстве!

И если пока всё руки не доходят навести наконец порядок там, на родной планете, так это только потому, что не надумал я ещё, кого всё же оставить, включив в «золотой миллиард». Ведь не оставишь же только нас. Белых людей. Элиту. Избранных.

Кто-то должен — и работать!

Рабы нам, англосаксам, всегда нужны!

Так что нужно подумать. Посоветоваться с Ундред.

Да заняться вплотную «зачисткой»!

До тарелки дошли молча.

По сторонам я теперь практически не оглядывался: не до «экзотических и чуждых» пространств корабля тобусов. Ну, собственно, мне смотреть на эту серую казённую чисто военную обстановочку и незачем — что нужно будет, просто «достану» из памяти, в которую, как на флэшку, скачал себе в мозг всё нужное из голов капитанов и офицеров.

Я дико устал, конечно, так, что ноги тряслись, и одышка мучила… И дрожь пробирала: сильно похолодало на «Сармакше». Всё правильно. «Прикрывал» же его личиной авианосца гхаш. Тепла повыработал… Да и вообще, потрудился за эти дни. От души.

Однако когда забрались в тарелку, почувствовал себя и спокойней и уверенней: словно домой вернулся! Да и правильно: нам теперь отсюда лететь до дому, до Земли, всего-то с полчаса! А «Сармакша Второго» оставил я на орбите у Луны: может, когда ещё пригодится. Всё-таки — не тарелка. А машина, снабжённая гипердвижком. Можно в любую систему лететь. Правда, думаю, что вначале всё равно хорошо бы отдохнуть…

Но тут начались проблемы. Если назвать это столь мягким словом.

Ощущаю я вдруг в затылке — дикую боль! Удар! Чудовищный взрыв!

А боль реально: такая — хоть вопи! Голова буквально раскалывается: словно слон лягнул! Да что же это за…

Но тут мыслительный процесс у меня прекращается, в ушах звенит, и уплываю я в чёрнильно-угольную пучину нирваны, только и успев подумать: как бы выжить!..

18. «Любовь до Гроба!»

Очнулся на постели.

Нет: это точно — постель! Потому что вот она, простыня. А вот оно — одеяло. Тонкое, и серое — словно тоже казённое. И если спинок у постели никаких нет, то медицинских агрегатов вокруг неё — полно. Причём агрегатов-то… Каких-то допотопных. Крашенных белой краской, а не никелированных. Расставлены на чём-то вроде портативных столиков и тумб. И три штатива на колёсиках, тоже крашенных, с капельницами, вокруг меня красуются. И капает из них… По прозрачным трубкам идёт — и мне прямо в вены…

Моргаю. Щурюсь. Пытаюсь вспомнить: что это взорвалось? Ракета? Граната?..

Голова всё ещё словно плывёт: всё кружится. Но всё равно пытаюсь встать.

Ага — не тут-то было! Привязан, пристёгнут я к моему ложу с помощью мощных и толстых кожаных ремней! И руки, и ноги, и даже грудь и шея!