— Не этот ли язык воинов имел в виду оглан Муртаза? Как видишь, повелитель, я им владею не хуже других.
Ахмат, собиравшийся вначале разгневаться на неслыханную вольность, вдруг громко рассмеялся, а вслед за этим стены зала Совета и Суда содрогнулись от смеха всего курултая.
— Если же почтенный оглан имел в виду язык оружия, — продолжил Темир, когда смех стал стихать, — то я могу доказать, что его сабля не проворнее, а стрелы не метче, чем мои.
Муртаза яростно вскричал:
— Шакал поджимает хвост перед барсом, а если он этого не делает, то барс ломает ему хребет!
Темир хотел сказать что-то в ответ, но Ахмат поднял руку, и в зале всё стихло. В грозной тишине раздался насмешливый голос Юлдуз:
— Великий хан! Твой курултай становится похожим на ярмарочный балаган — тут можно услышать площадную брань и увидеть бой петухов.
— Хатун права! — сказал Ахмат. — Не будем уподобляться балагану. Я объявляю вам свою волю: мы пойдём великим походом на московскую землю и превратим её в пыль. Я покараю Ивана и дам Москве нового князя, покорного моей воле. Я принимаю руку, протянутую польским королём, и посылаю к нему своего человека. Бекляре-бег! Объяви Казимирову послу, чтоб тот собирался в обратную дорогу, заготовьте фирман, богатые поминки и через два дня отправляйте его в путь. А завтра пусть будет военный праздник — люди польского короля должны видеть силу и удаль наших воинов. Пусть Муртаза и Темир покажут нам завтра меткость своих стрел, и тот, кому выпадет удача, поедет обратным послом и будет моим человеком у короля.
Ахмат встал, и военный совет снова распростёрся на полу.
Решение Ахмата быстро стало известно всему Сараю. Город охватило предпраздничное ликование: среди многочисленных торжеств военные празднества пользовались особой любовью.
Кручинились только двое московских купцов да ханский оружейник Дамян: Ахматово посольство должно было вот-вот отправиться к королю, а ожидаемый караван припаздывал и посланный ему навстречу Семён всё не подавал вестей. Матвей был особенно нетерпелив и беспрестанно тормошил своих товарищей. Василий же стоял на одном:
— Прирежем этих нехристей али стрельнём втихаря — пока новых посольских сыщут, задержка выйдет. Сами сгубимся, зато волю великого князя сполним.
Матвей наскакивал кречетом:
— Не за гибелью нас посылали, а чтоб дело, угодное русской земле, вершилось. Вот о чём думать надобно!
— А чё думать?! — не сдавался Василий. — Прямо на завтрашнем празднике и стрельнём. Там на базарной площади дуб стоит, листья ещё не сбросил. Схоронюсь в кроне и стрельну кого следовает.
— Они что ж, вовсе дураки и дерево то не обыщут? — пытался утихомирить Матвей своего товарища.
— Али когда по городу поедут, брошу ножичек из толпы — то-то басурманского визга будет! — усмехнулся Василий. — А может, ещё где удобнее место сыщется — пусть вон Демьян подскажет.
— У них военные игрища так происходят... — начал Демьян. — Попервости в степь выезжают. Тама скачут, секутся друг с дружкой и птиц диких отлётных стреляют. Для этого особые стрелы придуманы — без оперения, короткие и кривые. Пускают их вдогон стае, они её обгоняют в полёте, повертаются навстречу и зачинают птиц калечить. Чья стрела больше подранит, тот и победил... Потом со степи в город приезжают.
Устроят на базарной площади борьбу и сызнова стреляться зачнут, только уже по-другому. Сначала по голубям — это уже обычными стрелами. После по подвескам. Вешают чашу на верёвке и пытаются на скаку сбить её стрелою. У стрел наконечники особые — на вид полумесяца. Кто верёвку перебьёт, тому чаша и достаётся.
— Вот тут-то их и стрельнуть! — воскликнул Василий.
— Чего пустое долдонить?! — махнул рукой Демьян. — Там войска тьма, и ближе двуста шагов никак не подойти.
— Это с боков, а со спины у них что?
— Караван-сарай, — ответил Демьян. — Он и того дальше будет. Да ещё столб с бунчуком стоит, вид загораживает. Они на него правят, когда по подвескам стреляют...
— Может, с этого столба за ними поохотиться? — неожиданно сказал Матвей и пояснил не понявшим товарищам: — В северных землях у чуди есть такая охота самострелом. Ставят в лесу натянутый лук и нацеливают его вдоль звериной тропы. Потом берут верёвку, по-ихнему титягу: один конец — к тетиве, другой — к земле. Споткнётся зверье о титягу, лук стрельнёт — вот тебе и добыча.
— А что? Самострелы у нас добрые найдутся! — оживился Демьян, указывая на развешанные по стенам замысловатые изделия. — Пристроить один — не задача.
— Осталось только титягу привязать и конец басурманцам сунуть — дерните, дескать, в нужный час! — съязвил Василий.
Опять принялись спорить и, разругавшись вконец, решили пройти на площадь, чтоб всё на месте прикинуть. Трудились всю ночь, там и застали их протяжные крики муэдзинов, возвестивших о начале дня.