Свержение ига

   — Должен ли я понимать тебя так, что Аллах советует мне начинать великую войну? — перебил его Ахмат.

Такая точность не входила в расчёты имама. Он помолчал и добавил:

   — Аллах — многомилостивый, он карает, но и щадит. В Коране говорится: «Не слушай ни неверных, ни ханжей. Однако не делай им зла».

   — Так что же всё-таки советует имам? — нетерпеливо выкрикнул Ахмат.

   — О повелитель! — вздохнул тот. — Нам ли, склонившим головы и видящим только травинки, советовать сидящему на возвышении и обозревающему всю степь?!

   — Тогда зачем же я собрал вас сюда? — Ахмат сердито привстал с трона, но тут же сел, повинуясь лёгкому прикосновению руки своей хатун. Он помолчал, а потом презрительно проговорил: — Есть старая мудрость: не спрашивай совета у баранов, ибо в ответ услышишь только блеяние...

Тогда поднялся со своего места царевич Муртаза, возглавляющий ханскую гвардию — кэшик, и заговорил резко и решительно, подражая Ахмату:

   — Великий хан! Твой улусник Иван сильно возгордился и требует наказания. Ты давно приказал ему явиться сюда или прислать своего сына, но он не сделал ни того, ни другого. Он задерживает и меньшит выход дани и без твоего позволения воюет с подвластными тебе народами. У тебя много храбрых воинов, но союз с польским королём тебе не повредит и победу твою не унизит. Окажи мне честь и отпусти с королевским послом к Казимиру, чтобы сговориться о походе на московского князя.

Муртаза с гордым видом расправил облегавшую его халат шкуру барса — символ власти кэшик-бега — и сел на место. Его речь, видимо, понравилась Ахмату. Он с довольным видом оглядел курултай и, остановив свой взгляд на Кульконе, обратился к нему:

   — А что думает по этому делу наш бекляре-бег?

Кулькон поднялся и заговорил, медленно и твёрдо роняя слова:

   — Повелитель правоверных! У московского князя много перед тобой грехов, но это сильный князь, и борьба с ним будет нелёгкой. Он признает твою власть над собой и платит данный выход больше, чем платил его отец, — чего же ещё надо? Посуди, много ли мы приобретём, погубив его и разорив московскую землю? Ты знаешь сам, что в нашем государстве не всё спокойно — Крымская, Казанская, Ногайская, Астраханская орды могут помешать походу...

   — Это тоже мои улусники! — резко перебил Кулькона Ахмат. — Все они подвластны Большой Орде, и я, коли захочу, могу двинуть их на Ивана.

Бекляре-бег не стал возражать, он только добавил:

   — Ты приказал мне сказать свои мысли, господин. И я говорю: воистину справедливо сейчас, что пушинка мира ценнее, чем железный груз победы. Нам не надо торопиться с походом.

Слова Кулькона были Ахмату не по душе. Это стало ясно всем, и в зале сразу же оживились, ибо поняли, как надо отвечать на ханские вопросы.

Поднялся князь Темир, известный краснобай, и проникновенно заговорил:

   — Почтенный бекляре-бег сказал справедливо — разорение московской земли не принесёт нам пользы — какие же могут быть выгоды хозяину, потравившему свои выгоны? Но есть польза другая, и она важнее золота. Мы — народ-воин. Мы избраны Аллахом, чтобы побеждать неверных и повелевать ими. А между тем вот уже двенадцать лет не видит Русь блеска наших сабель. И с тех пор как наши сабли ржавеют, мы жиреем и грызёмся друг с другом. Такова кара всевышнего народу, не исполняющему своепгпредназначения! Великий хан! Ты — труба спящим, ты — огонь для блуждающих в ночи! Подними свой народ на неверных, дай ему опьяниться вином войны — и будешь славен в веках как отец народа!

По залу прокатился шёпот одобрения. Ахмат широко улыбнулся и кивнул:

   — Ты читаешь мои мысли, мудрый Темир, и хорошо излагаешь их своим искусным языком. Но как же нам поступить с польским королём?

   — О повелитель! Мне ли, ничтожному, давать тебе советы? Однако, если ты приказываешь, скажу: руку, протянутую королём, следовало бы принять, не выказывая особых почестей. Достойный Муртаза предлагает себя в послы, но стоит ли заставлять барса охотиться на мышей? — Темир заметил злобный взгляд Муртазы — посольство сулило тому немалые выгоды — и, льстиво улыбнувшись, добавил: — Наш кэшик-бег служит украшением твоего дворца, и такой посланец — слишком большая честь для короля...

   — Украшают дворец женщины, — запальчиво выкрикнул Муртаза, — я же его защищаю, и не красивыми словами, а саблей и меткими стрелами!

Ахмат, словно не замечая выкрика Муртазы, сказал, глядя на Темира:

   — Ты рассудил верно: ведь король не прислал ко мне посла королевского рода, зачем же я пришлю к нему оглана? Ты изворотлив, как змея, и звонкоголос, как жаворонок, Темир. Не таким ли должен быть мой посланец к королю неверных?

   — Я готов исполнить твою волю, повелитель, — поклонился Темир.

   — Но, великий хан, — снова вмешался Муртаза, — это не обычное посольство. Ты хочешь заключить военный союз, поэтому твой посланник должен не петь, а говорить языком воина. — Известен ли тебе этот язык?

На этот вопрос Темир неожиданно для всех разразился грязной руганью, от которой щёки Юлдуз сделались пунцовыми. По залу прокатился шёпот недоумения, но Темир так же неожиданно оборвал ругань и сказал: