Свержение ига

   — А меня город выбрал. Ну! — Лука тряхнул тщедушного Беклемишева так, что у него заболталась голова. Он затравленно огляделся и, увидев грозную толпу, снял с пояса и протянул связку ключей. — Так-то оно лучше, — проговорил Лука. — Будешь у меня в подручниках по воеводской части, а делу помешаешь — голову срубим. Нам теперь терять нечего, понял? Люди! — обратился он к толпе. — На святое дело мы с вами поднялись! Так дадим клятву, что не предадим этого дела! И пусть Господь благословит нас, упразднив смерть и даруя нам вечный живот. Помолимся, очистимся помыслами, укрепимся духом и приведемся к крестному целованию. Но до того — свершим общий грех, и пусть он каждого из нас коснётся!

Лука приказал вывести из избы татарских послов. Старший посольский оглядел толпу, что-то сказал и громко засмеялся.

   — Переведи! — приказал Лука Азяму.

   — Он говорит, что русские собаки настолько трусливы, что хотят сдаваться уже сейчас, хотя им было приказано сделать это завтра.

Лука громко повторил перевод, встреченный грозными криками толпы.

   — Смерть поганым! — неслось отовсюду.

Лука поднял руку.

   — Мы послов не убиваем. К тому же мёртвый не сможет рассказать о своём позоре. — Он повернулся к татарину, подошёл ближе и плюнул ему в лицо.

   — Ала! — завопили посольские и схватились за сабли, однако стоявшие рядом стражники заломили им руки.

   — Соедините их вместе и привяжите, — указал Лука на позорный столб, у которого вершились судебные наказания, — пусть каждый из жителей пройдёт мимо и плюнет в них. А потом гоните этих псов плетьми до самого ихнего поганого становья, чтоб рассказали они своим мурзям о происшедшем. Иди-иди, воевода! — обратился он к Беклемишеву. — Теперь твой черёд. И пусть не будет в городе ни одного человека, кто пожалел бы на поганых своего плевка!

Алексинцы стали щедро и радостно «одаривать» послов. Последний житель прошёл мимо столба уже после полудня, а когда затравленных и грязных пришельцев гнали под свист и улюлюканье мальчишек по городским проулкам, в крепость уже потянулись посадские, уносившие свой нехитрый скарб.

К вечеру посад запылал. Жители, столпившиеся на крепостных стенах, смотрели на огромное бушующее пламя, отыскивая в нём свои костерки. Они молчали, только тихо хлюпали бабы, украдкой утираясь концами платков. Не заметили, как наступил вечер. Со стен их согнал только звон колоколов, призывавших к молебну и свершению крестного целования. Страшен был этот молебен. Сполохи гудящего пламени бросали красный неровный отсвет на суровые лица горожан, а они самозабвенно молили Бога не о спасении своих жизней, но о победе над татарами.

   — Боже, взгляни с высоты и обрати свой гнев на нечестивых, творящих зло рабам твоим! — неслось над толпою. — Видишь сам, как вознёс их сатана гордостью до неба. Опусти же их, Господи, с высоты в бездну вовеки! И даруй нам силы одолеть окаянных! Да не рассыплемся мы во прах от их бесовского могущества!

Потом поднялся над толпой осадный воевода Лука и крикнул:

   — Братья и сёстры! Ныне выпала нам тяжкая беда! Так поклянёмся, что превозможём её!

   — Клянёмся! — ответила толпа.

   — И не пожалеем в битве живота своего, осадных лютых нужд не забоимся, а друг к дружке пособивы будем!

   — Клянёмся!

   — Оставим черноту души и зальём её братской любовью, — вставил своё слово ветхий слепец из Мценска.

Лука громогласно повторил его призыв и прибавил:

   — Но к врагам свово дела да не найдём милосердия никакова!

   — Клянёмся!

И вынесли из церкви образ Спаса на убрусе, и привели всех к крестному целованию. Потом простились друг с другом, отделили женщин, детишек, старцев и убогих, вывели их из крепости и проводили в недальнюю пещеру, где жили прежде того приезжие артельные. Завалили пещерный вход, закидали ветками и поклялись снова, что под суровыми пытками не выдадут врагу тайника.

И, свершивши всё это, принялись за работу. Наполнили крепостной ров, подновили укрепления и усилили пушечный бой, выставив на стены все пушки. Распределили ратные припасы и забили часть посадского скота, потому как тесно стало в крепости от большого многолюдья. Посередине каждого городеня выложили каменки, а на них взгромоздили чаны для смолы и вара, чтобы было чем угостить незваных гостей. Всю ночь в кузнях пронзительно вжикали остримые сабли и раздавался звонкий железный перестук — ковали наконечники для стрел и лили пушечные ядра.