Свет в океане

Люси развернула свиток, перевязанный шелковой ленточкой. Карта Януса, разрисованная Изабель бог знает как давно. Отмель Кораблекрушений, Вероломная Скала. Чернила не выцвели, и казалось, что надписи сделаны совсем недавно. При воспоминании о том дне, когда она вручила ему эту карту, и охватившем его ужасе, что испорчена государственная собственность, у Тома защемило сердце. И его наполнила любовь к Изабель и горечь ее потери.

Люси-Грейс разглядывала карту, и по ее щеке скатилась слеза. Том протянул ей аккуратно сложенный носовой платок. Она промокнула глаза и, помолчав, произнесла:

— У меня не было возможности сказать спасибо. И вам… и маме. За то, что спасли меня и что так обо мне заботились. Я была слишком маленькой, а потом… уже было поздно.

— Нас не за что благодарить.

— Я жива только благодаря вам двоим.

Ребенок захныкал, и Люси взяла его на руки.

— Тихо, маленький, тихо! Не надо плакать! Все хорошо, зайчонок! — Она покачала его на руках, и ребенок затих. Люси повернулась к Тому: — Хотите его подержать?

Он смутился:

— Наверное, не стоит, я уже и забыл, как это делается.

— Ну же! — не сдавалась она и бережно вложила ему в руки маленький сверток.

— Ну-ка, давай поглядим на тебя, — сказал Том улыбаясь. — Совсем как твоя мама, когда была маленькой, правда? Такой же носик, такие же голубые глазки. — Ребенок серьезно смотрел на Тома, и на того вдруг нахлынули давно забытые чувства. — Как бы порадовалась Иззи, глядя на тебя! — Младенец надул пузырек слюны, и тот заиграл цветами радуги. — Иззи бы сразу в тебя влюбилась! — повторил он, стараясь взять себя в руки.

Люси-Грейс взглянула на часы:

— Мне, наверное, пора. Я остановилась на ночь в Равенсторпе. Не хотелось бы ехать в сумерки — на дорогу наверняка будут выскакивать кенгуру.

— Конечно. — Том кивнул на сундучок: — Помочь отнести его в машину? Если, конечно, вы захотите его забрать. Я пойму, если оставите.

— Я не хочу его брать, — сказала она и, увидев, как по его лицу пробежала тень, улыбнулась, — потому что тогда у нас будет предлог обязательно за ним вернуться. Надеюсь, что скоро.

Когда от солнца, опускавшегося в воду, осталась видна лишь узкая полоска, Том сел в шезлонг на веранде. На кресле Изабель лежали подушки, которые она сделала сама и украсила вышивкой со звездами и месяцем. Ветер утих, и облака на горизонте окрасились в яркий оранжевый цвет. В сумеречном воздухе вспыхивал луч маяка Хоуптауна. Теперь он включался автоматически — с тех пор как закрыли порт, смотрители на нем стали не нужны. Том вспоминал маяк на Янусе, о котором так долго заботился. Он по-прежнему светил где-то на самом краю земли, давая людям луч надежды посреди мглы.

Его руки хранили память о легком тельце младенца, которого дала подержать ему Люси, вызывая воспоминания о ней самой, когда она была такой же крошечной, и о сыне, которого ему довелось держать так недолго. Если бы он выжил, судьбы стольких людей сложились бы иначе! Том долго об этом размышлял и со вздохом прогонял эти мысли. Ничего изменить нельзя. Он прожил жизнь так, как прожил. Он любил ту женщину, которую любил. И никто и никогда в этом мире не проживет точно так же, как он. И это правильно. Ему так не хватает Изабель — ее улыбки, ее прикосновений. Слезы, которым он не давал воли в присутствии Люси, теперь текут по его щекам.

Он оглядывался назад, где полная луна поднималась по небу, будто заступив на смену умершему солнцу. Любой конец — это всего лишь начало чего-то другого. Маленький Кристофер будет жить в таком мире, представить который просто невозможно. Кто знает, может, в этом мире не будет войн? Люси-Грейс тоже будет жить в мире будущего, о котором можно только строить догадки. Если ее любовь к сыну будет хотя бы вполовину той, что испытывала к ней Изабель, с мальчиком все будет в порядке.

Его собственный жизненный путь еще не завершен. И он знал, что ни один прожитый день и ни одна встреча с новыми людьми не проходят для человека бесследно. Шрамы — это всего лишь другие формы памяти. Изабель, где бы она сейчас ни была, всегда будет такой же неотъемлемой частью его жизни, как маяк, океан или война. Все люди смертны и со временем обязательно уйдут в небытие, и только надгробия поросших травой и заброшенных могил будут единственным свидетельством того, что и они когда-то проделали свой неповторимый жизненный путь.

Том смотрел, как океан погружался в ночь, и знал, что завтра обязательно наступит новый день.

От автора

Появиться этому роману на свет помогли очень многие. Чтобы перечислить всех поименно, потребовалась бы отдельная книга. Хотя я и старалась выразить им свою благодарность при личных встречах, хочу еще раз подчеркнуть свою искреннюю признательность за их неоценимый вклад. Все они — каждый по-своему — сумели внести что-то свое: особенное и уникальное.

Огромное спасибо всем вам, что помогли рассказать эту историю. Я благодарна судьбе за то, что она одарила меня вашей добротой.