Свет воспылает

Легкокрылая нашла несколько свечей, зажгла. Судя по захламлённости, келья служила обиталищем для провинившихся из числа своих, потому помещением пользовались редко. В сердцах Сирлия поблагодарила тех, кто распоряжались её жизнью в момент бессознательного состояния, за то, что не поместили в сырую темницу под главным корпусом. Значит, она оставалась своей.

Протерев пыльное зеркало в человеческий рост, дева разделась, повернулась спиной и увидела в отражении на месте крыльев два отростка чуть ниже лопаток. Выглядели они, словно прижжённые Вечным Светом культи, наподобие отпиленных и обгорелых рогов. Мученица хотела прочитать молитву, но не нашла в себе силы. Вера её во Всеотца и илтатрий пошатнулась.

Облачившись в домотканые одежды и сандалии не по размеру, Сирлинорэ покинула келью и попыталась вспомнить путь до дома настоятеля. Бродившие по спальному корпусу послушники не кланялись, видя осуждённую, а провожали осторожными взглядами, умолкая и упираясь лбами в пол.

В центральном дворе всё повторилось: едва завидев её, слуги и редкие монахи сторонились деву-воительницу. Все разговоры превращались в шёпот, а те, кто, казалось, только что бездельничал, с усилием налегали на работу, будь то чистка конских стойл, ковка инвентаря, копание грядок и многое другое. Разыскав знакомого юнца, Сирлия подошла к нему и, схватив за плечи, воскликнула:

– Рилий, что с вами всеми? Я невиновна! Меня оболгали! Клянусь Вечным Светом!

Он задрожал и истерично что-то пробормотал, приспустив капюшон рясы.

– Где эконом, келарь, хоть кто-нибудь? – начала она допрос послушника. – Не молчи!

Юноша не вырывался, но зачитал про себя молитву, сомкнув ладони вместе. Сирлии показалось, что её изгоняют.

Она отпустила его, направилась к зажатому между колокольной башней и стеной монастыря настоятельскому корпусу о трёх этажах. Внутри прошла мимо построившихся у алтаря послушников, которым зачитывал наставления седовласый незнакомый монах:

– Помните! Братия нашего ордена святого Илкариотта обязана слушать не только законы Всевышнего и небесных хранительниц, но и диктуемые настоятелем нормы! Беспрекословное подчинение и верная служба монастырю в противовес странствиям последователей ордена отступника Дэльбранта – основа нашего братства!

«Постоянная конкуренция между разными течениями единой веры, но для Конклава это не проблема. Проблема – излишнее применение силы отдельными последователями», – думала Сирлинорэ, шлёпая сандалиями по каменному полу настоятельского дома.

Из кабинета главы монастыря вышли двое послушников с кипами документов в руках. Наконец хотя бы они поклонились ей. Возможно, из-за испуга. Сирлия без стука вошла внутрь. Нэльрас работал за столом, окружали его неподвижными скалами ряды стеллажей с документами и церковными калмутами5. Сам настоятель старался гладко бриться, но голову и подбородок его украшала проседь между каштановых волосков.

– Мне уже доложили, что ты начала полошить обитателей Грахайло, – флегматично проговорил он, не отвлекаясь от записи. – Закрой дверь, садись.

– Кто дотащил меня до спального места? – спросила, оставшись у двери, она.

– Твои охранники, несколько ангелов-гончих из Приюта. Полагаю, посыльные Конклава. Садись, мне неудобно поднимать на тебя голову.

– Меня лишили всего, несмотря на былые заслуги. Даже ты не защитил меня, – Сирлия продолжила стоять на месте.

– Тебя лишили инструментов, но не главного оружия – трезвого рассудка. Надеюсь, не имея божественной силы, твой рассудок восстановится, и мы вновь будем общаться, как прежде.

– Нэльрас, любезный мой приёмный сын… – не выдержала осуждённая, подойдя к нему и опёршись ладонями на рабочий стол. – Тебе угрожали? Поэтому ты не выступил за меня?

Апостолиар поднял взгляд, невероятно серьёзный и строгий, словно священнослужитель был для неё приёмным отцом, а не она для него приёмной матерью.

– Никто не будет угрожать в пределах Предместий, – настоятель отложил перо в сторону и приспустил очки. – Мы не живём в пределах одного из одиннадцати герцогств, а находимся рядом с главным алтарём нашей веры. Это провинциалы, если выражаться по-имперски, могут угрожать своим церковным служителям, ибо те несут святое слово вдали от Первого алтаря6 и Верного Приюта. Ты должна понимать это лучше меня, ибо ты старше почти на триста лет.

– Тогда что произошло? – она продолжила стоять, впиваясь вишнёвым взглядом в тёмно-серые глаза апостолиара. – О своей последней миссии я рассказала только тебе. Ты же в наши дела никого не посвящаешь.

– Сядь, молю Всеотцом…

– Не упоминай его более при мне! – повысила голос Сирлинорэ. – Если бы он действительно защищал своих детей, тех, кому дарует силу, то знал бы о моих помыслах! Всю свою ангельскую жизнь я использовала силу только в крайних случаях!

– И, наконец, чаша Его терпения переполнилась, – спокойно сказал Нэльрас, упёршись в спинку кресла и скрестив руки на груди. – Законы написаны не для того, чтобы их преступали.