Свет зажегся

Она говорила заговорческим смешливым голосом, не иронизируя именно их с подружкой, а смеясь над всем детством. Эта Юля уже не нравилась Толику, для себя он сложил ее образ у себя в голове, подобные женщины делали все вокруг себя пошлым и, наверняка, она портила и Полину. Если такая подруга попадалась у его дам, она всегда говорила им бросать мудака Толика.

— Так вот, Юля стала писать ему любовные записки. Она выводила их цветными пахнущими ручками, такими классными, знаешь, с висюлькой в виде клубнички, и подсовывала их в карманы его пальто. Марк деликатно делал вид, что не замечает такого женского внимания к нему. Я жутко боялась, что он подумает, будто их пишу я, поэтому всячески пыталась приучить его к своему почерку: давала ему проверить мои сочинения, оставляла записки на холодильник для них с мамой, лично подписывала открытки к подаркам на праздники. Отчего-то нам с Юлей казалось, что он мог и не разгадать, что это делаем именно мы, будто он красивый мальчишка, которому за день суют десятки таких записочек в карманы. Постепенно любовь Юли прогрессировала, разрушала ее личность, как раковая опухоль тело, и она возненавидела мою маму. Мне было жесть как неприятно, мы ссорились с Юлей из-за этого раз в неделю, но дружба побеждала, я прощала ее, а она переставала плохо отзываться о моей маме до нового приступа ревности. Когда Юле было уже двенадцать, она решила разлучить их. В то время это было довольно круто, но у меня дома стоял компьютер и принтер, в котором мы с ней потихоньку разбирались. Юля распечатала на нем записку якобы от моего отца, звучала она примерно так: «Муратов Марк Николаевич, я знаю, что ты живешь с моей женой. После моего возвращения тебя ждет смерть».

Когда Полина озвучивала записку, она заговорила голосом терминатора, а в конце направила в его сторону указательный палец и выстрелила.

— Я тогда уже знала, что отец заточен в крепости за магию, но не имела понятия, какой он великий волшебник. Юле я давно это разболтала, и вот она воспользовалась этой информацией. Сейчас мне кажется это дико смешным, особенно то, что Марк смог воспринять серьезно такую нелепую формулировку, но в тот момент мне было дико стыдно. Я застала его утром бледного, как мел, он не мог усидеть на месте, а его глаза бегали так быстро, что даже у меня голова кружилась. Он собрал вещи и уехал на две недели в Абхазию. Мама все расстраивалась, пыталась убедить его, что это глупая шутка, и довольно быстро раскрыла чья именно. Она ошиблась лишь в том, что для Юли было все серьезно. Но история закончилась хорошо. Марк вскоре успокоился, вернулся в Россию, провел с нами довольно серьезный разговор для парня с такими легким характером, и они с мамой снова были счастливы и спокойны.

— Какой смешной у тебя Марк, каким дураком себя чувствовал.

— Но в остальном он был прикольный. Знаешь, не просто приживалка мамы, мы-то богатые, а действительно давал ей много внимания, водил ее по всяким выставкам и театрам.

— Это низко, но у каждого своя жизнь, я не буду его осуждать, я лишь говорю, примеряя к себе.

— Быть бандитом тоже низко.

— Ты мне скажи, чего ты такая агрессивная? Вот ты, наконец, рассказала мне историю про свою жизнь, про близких людей, мы начинаем ладить.

Толик старался говорить, как можно спокойнее, он знал, что может разозлиться в любой момент, хотя и оскорбительные вставки Полины пробуждали в нем больше любопытства, чем агрессии.

— Вообще-то до этого я уже тебе рассказала историю об отце.

— Волшебную историю об отце.

— Если ты не веришь в мою магию, у нас с тобой разговор вообще не получится.

Она сразу обиделась, разозлилась и закрылась от него, скрестив руки на груди. Толик не мог понять, действительно ли у нее просто дурной характер или все-таки она была такой ершистой, потому что не хотела подпускать его (или даже никого) к себе. Вот рассказала личную историю из детства, и сразу случилось несчастье.

— Когда я вернусь, тебя ждет смерть, — передразнил он ее, — Нет, ну серьезно, не дурак ли?

Толик совершенно искренни засмеялся, в его положении эта история казалась особенно очаровательной. Полина немного расправила плечи, и вскоре стала улыбаться вместе с ним.

— Чуть не хватил удар от записки двенадцатилетней, блин, школьницы!

Полина немного расслабилась, история и правда вышла смешной, а Толик был неплохим собеседником. Пусть слушает, ей нравилось смеяться вместе с кем-то. Она расслабилась, ей даже хотелось совершить что-нибудь дурацкое, например, плеснуть себе водки в стакан к остаткам коктейля или щелкнуть Толика по носу. Но ее игривость быстро пропала, она вдруг четко услышала голос своего отца прямо где-то внутри головы.

«Устами младенца глаголет истина».

Этот спокойный ненавистный голос она бы ни с чем не перепутала. Полина стала оглядываться, думала, что он появится за столиком, как и отец Толика, но вокруг ничего не менялось. Впрочем, и голос больше не звучал.

— Чего такое, какая паранойя тебя разбила?