Светорада Медовая

Печенег оценивающе разглядывал ее. Молодая, светловолосая, в измятой порванной рубахе, но сапожки поблескивают бисерным шитьем. Он сдвинул рукоятью хлыста свой колпак на затылок, озадаченно почесал висок.

– Помоги нам, – повторила Светорада. – Я хазарская шадё, но всех, кто сопровождал нас, убили, а мой сын погибает от голода.

Печенег понял ее и довольно рассмеялся. Светорада продолжала исподлобья смотреть на него. А он гордо выпрямился и, ударив себя кулаком в грудь, сказал:

– Сагай.

Светорада чуть склонила голову, представляясь:

– Медовая.

И вновь стала объяснять, что она знатная женщина, жена царевича Овадии. Печенег Сагай, казалось, не слушал ее, разглядывал обессиленного ребенка у нее на руках. Потом порылся в своей чересседельной суме и, достав кусок сушеного сыра, протянул Светораде. Она с жадностью впилась в него зубами. Печенег спешился и дал ей еще кожаный небольшой мех. Кумыс, поняла она, и глотнула. Сагай молча смотрел, как она пьет. Кумыс был теплый и кислый, от него засвербило в носу.

Потом она растормошила Глеба и заставила его выпить кумыса. Правда, мальчика вскоре вырвало, и ей пришлось обмыть его в источнике. Сагай ждал. Слушал, как она ему опять втолковывает, что за нее хорошо заплатят, если он отвезет ее в какую-нибудь хазарскую крепость. Когда печенег опять рассмеялся, Светорада растерянно умолкла.

Сагай отрезал от сыра еще кусок и почти втолкнул в рот Глеба. Малыш едва не поперхнулся, но стал жевать. У Светорады на глаза навернулись слезы. И степняк уже не казался таким ужасным.

– Спасибо тебе.

Он кивнул. Ответил тоже по-хазарски:

– Поедешь со мной.

Куда? Да и был ли у нее выбор?

Печенег помог ей сесть на круп его лошади, подал ребенка, сел сам, и животное затрусило мелкой рысью. Светорада упиралась коленями в тушу перекинутой перед ней косули, одной рукой вцепилась в пояс Сагая, другой придерживала Глеба.

Ехали они долго, и Светорада только дивилась, как степняк определяет направление. Но ехал он уверенно, даже напевал что-то под нос. Глядя на него, княжна вдруг вспомнила мерянина Киму, и это сравнение так расслабило ее, что она тоже стала негромко подпевать печенегу. Тот удивленно оглянулся, потом тоненько засмеялся.

– Медовая хорошо! – произнес на ломаном хазарском.

Светорада вздохнула. Ах, если бы не страх за жизнь Глеба, лучше бы она умерла в той рощице!

Мохнатая савраска Сагая шла ходкой рысью. Кривая сабля в окованных бронзой ножнах билась о голенище суконного сапога, позвякивала о стремя. В степи не было ни души, только изредка перекликались в чахлой траве суслики.

А потом, уже ближе к вечеру, они подъехали к становищу печенегов, разбитому у небольшого ручья. Светорада увидела пасущиеся стада, всадников, гонявших табун, стоявшие по кругу кибитки, а за ними юрты, между которыми было полно народу. Повсюду бегали ребятишки, расхаживали неопрятного вида женщины, лаяли, выскакивая из-под телег, собаки. Мужчины сидели перед одной из юрт на огромном войлочном ковре, пили кумыс, разговаривали. Они были широколицые, смуглые до черноты, узкоглазые, одетые кто в яркий халат, кто в засаленную безрукавку.

Заметив Сагая с пленницей, многие стали поворачиваться в их сторону, сбежались дети, тыкали пальцами. Сагай с важным видом проезжал мимо них, довольный всеобщим вниманием. Потом перед юртой, где сидели мужчины, соскочил с лошади, помог сойти Светораде с ребенком.

– Медовая. – Он указал на нее большим пальцем.

Светорада озиралась, слыша вокруг непонятный каркающий язык. Попробовала было что-то объяснять на хазарском, но все стали смеяться. Сагай опустился на разостланный войлок и начал что-то рассказывать остальным мужчинам, порой оглядываясь на привезенную им пленницу. Светорада обратилась к одной из женщин, попросила поесть, но та никак не отреагировала. Постепенно все разошлись, занялись своими делами. Из степи к становищу шли коровы, распространяя вокруг запах пота, шерсти и молока. Доильщицы с кожаными ведрами потянулись к стаду.

Вечерело. Женщины готовили у костров еду. Недалеко от Светорады поставили на огонь большой бронзовый котел. Когда похлебка закипела, темная пена, поднимаясь с одного края, выплеснулась на огонь и зашипела.

Сперва к котлам подсели мужчины. Светорада опять увидела Сагая, но он на нее даже не посмотрел. Княжна отрешенно сидела в стороне, прислонившись к колесу повозки. Укачивала Глеба, который встрепенулся, учуяв запах еды, заныл тихонько:

– Ма! Мням, мням.

– Тише, мой соколик. Скоро поешь.

От его хрупкости и беззащитности у нее сжималось сердце.

Когда вокруг котлов уселись женщины, Светорада, оставив малыша под телегой, решила присоединиться к ним. Но на нее закричали, стали отгонять. Только когда все женщины насытились, ей разрешили соскрести со стен котла остатки еды.

Разваренная козлятина с кореньями показалась Светораде странной, но вкусной, и она, набрав еды в глиняную миску, стала кормить Глеба. Потом укачивала его, напевая колыбельную. Малыш сонно поднимал ручку, гладил ее нежной ладошкой по щеке.

– Ма! Мама!