Священная земля

Его двоюродный брат сказал: “Когда мы вернемся сюда, я собирался удивить тебя: я собирался процитировать из Одиссеи”.

“Были ли вы?” Спросил Менедем. Что, та часть, где Одиссей убивает поклонников и занимается любовью с Пенелопой, которая все эти годы оставалась дома, а затем он рассказывает ей о своих приключениях примерно в тридцати строках?”

“Да, собственно говоря, это тот самый отрывок, который я имел в виду”, - ответил Соклей. “Полагаю, мне не следует удивляться, что ты смог догадаться”.

“Я надеюсь, что ты не должна, моя дорогая”, - сказал Менедем. “И я не благодарю тебя за то, что ты отвела мне роль женщины. Ты знаешь, я не бездельничала здесь, в Сидоне”.

“Я никогда не говорил, что ты была... Не то чтобы Пенелопа бездельничала во дворце Одиссея”. Соклей нахмурился. “Однако после того, что случилось с бедным Аристидасом, у меня не хватает духу ни к каким игривостям”.

Мосхион сказал: “Шкипер, он сам по себе хозяин, твой кузен. Восемь вороватых Иудаев напали на нас - восемь! Соклей застрелил двоих из них, прежде чем они смогли приблизиться, он ранил третьего, а еще одного он отогнал камнями. Если бы он не показал себя там вторым Тевкросом, мы все погибли бы среди этих валунов ”.

“Это правда”, - согласился Телеутас.

“Euge!” Менедем уставился на Соклея так, словно никогда раньше его не видел. Он знал, что его кузен неплохо стреляет, но слышать, как его описывают в таких выражениях, было ... поразительно. Соклей был одним из самых мягких и безобидных людей. Или, по крайней мере, он был там большую часть времени. Учитывая, что его свобода и его жизнь были на волоске, это могла быть совсем другая история. Очевидно, что это была совсем другая история.

“Я хотел бы поступить лучше”, - сказал он сейчас. “Если бы я застрелил ублюдка, который проткнул Аристидаса копьем, он все еще был бы с нами сейчас”.

“Ты не можешь винить себя”, - сказал Менедем.

“Мы говорили ему то же самое”, - сказал Телеутас. “Он не хочет слушать”.

“Ну, он должен”. Менедем посмотрел прямо на Соклеоса. “Ты должен. Для четверых отогнать восьмерых - это немалый подвиг, мой дорогой, сам по себе. Вы не можете ожидать, что все прошло идеально ”.

“Все было достаточно близко, пока мы не наткнулись на этих оскверненных грабителей на обратном пути сюда”, - сказал Соклей. “Неужели еще пара дней удачи были слишком велики, чтобы просить богов?”

“Ты не можешь просить о таких вещах меня - вот что я тебе скажу”, - сказал Менедем. “Давай снимем груз с твоего осла и погрузим на акатос. Бальзам и пчелиный воск и что еще ты мне говорил?”

“Вышитая ткань”, - ответил Соклей. Дела, казалось, вернули его к себе. “Как у тебя здесь дела?”

“Могло быть хуже. На самом деле могло быть намного хуже”, - сказал Менедем. “Я избавился почти от всего оливкового масла твоего шурина, и к тому же по хорошей цене”.

Каким бы измученным и печальным ни был Соклей, он сел и обратил на это внимание. “А ты? И какой сбежавший безумец пришел сюда, чтобы купить это?”

“Некоторые перешли к солдатам здешнего гарнизона Антигона, после того как их ненавистный богам квартирмейстер не захотел заплатить достойную цену”, - ответил Менедем. “Финикийский торговец купил остальное для торговли предметами роскоши. Все книги исчезли - у вас была хорошая идея. И шелк Коан - и у меня есть для него кое-что получше ”. При одной мысли о шелке, который он получил от Закер-баала, внутри него закипало возбуждение.

“Что? Еще ткани?” Спросил Соклей. Когда Менедем опустил голову, его двоюродный брат выглядел встревоженным. Соклей, на самом деле, выглядел откровенно возмущенным. Он сказал: “Что ты пила, моя дорогая, когда коварный финикиец убедил тебя в этом? Нет более тонкой ткани, чем шелк Коан”.

“У нас на борту есть несколько кувшинов библийского вина, а также малиновая краска”, - сказал Менедем. “Но ты ошибаешься насчет шелка Коан. До того, как мы попали сюда, я бы сказал, что ты был прав, но теперь я знаю лучше ”.

“Это я должен увидеть сам”, - заявил Соклей.

“Тогда поднимайся на борт, о лучший, и увидишь, что будет”. Менедем направил Соклея обратно к "Афродите    ". Он продолжал: “Судя по тому, что говорите вы и моряки, вы были лучшим стрелком из лука. Никто не мог бы справиться с этим лучше вас”.

“Это было недостаточно хорошо”, - мрачно сказал Соклей. “Иначе мы все вернулись бы из Энгеди”. Как всегда, Соклей стремился к совершенству от самого себя. Будучи всего лишь человеком, он не всегда получал это. И, когда он этого не делал, он винил себя более яростно, чем следовало, за то, что потерпел неудачу.

Менедем чуть не сказал это ему в лицо. Но затем, зная своего кузена так же хорошо, как и он сам, он передумал. Вместо этого он просто провел Соклея на торговую галеру, подвел его к кожаным мешкам, в которых хранился шелк, и открыл один из них, чтобы вытащить засов.