Священный котел. Психотерапия как духовная практика

Мысль о том, что чувство собственного «Я» связано с умозрительным образом, а не с сущностью, обычно удивляет нас, потому что все политические и психологические теории упирают на индивидуализм, на идею общества, состоящего из отдельных индивидов. Традиция недвойственности опровергает эту идею раздельности, отмечая, что «Я» не может существовать без «Ты», а потому наша автономность и разобщенность иллюзорна, так же как и наша независимость от окружающей среды. Мы не можем оторваться от всеобщей целостности, как Северный магнитный полюс не может существовать без Южного. Очевидная отдельность тела – всего лишь иллюзия, потому что о теле можно мыслить лишь в контексте этого мира, с которым оно постоянно совершает обмен материей. Для появления одной маленькой волны нужен весь океан, а для появления тебя или меня необходима вся вселенная. По сути, «Я» – это одно из конкретных мест воплощения вселенной. Вместо того чтобы воспринимать кожу как границу между миром и собой, ее можно считать местом соединения. Тело меняется медленно и потому кажется нам чем-то постоянным и целостным. Вихрь тоже кажется некоей единой сущностью, но он постоянно движется; пламя свечи – это поток горящего газа, который лишь кажется некоей «вещью». Сходным образом, тело – это процесс, а не изолированный объект. И потому не стоит беспокоиться об утрате индивидуальности. У каждой снежинки своя уникальная форма, но все они сделаны из одного материала, поэтому можно быть разными, оставаясь единой субстанцией.

В рамках глубинной психологии Эго считается некоей отдельной сущностью только ввиду ряда исторических обстоятельств. Декарт положил начало традиции рассмотрения самости в качестве некоей мыслящей субстанции, некоей непространственной сущности[101]

. В ранних работах Фрейда термин «Эго» грубо приравнивался к понятию самости. Затем, после 1923 г., в психоаналитической традиции под Эго стал пониматься набор функций, таких как управление телодвижениями, управление инстинктивными влечениями, восприятие, память, способность задерживать импульсы, мышление, защита от тревоги и тестирование реальности. Эго наделили функцией синтеза, интегратора всех вышеперечисленных процессов. Изначально Эго было гипотезой, с помощью которой Фрейд хотел объяснить поведение. Однако постепенно Эго превратилось в сущность, ответственную за действия и их последствия. Однако мы не можем доказать существование этой сущности. Объяснять поведение через Эго – значит путать объяснение с допущением. Трактовка Эго как действующей силы основана на следующем допущении: коль скоро имеет место процесс мышления, то должна быть и некая мыслящая сущность; фактически, Эго актуализируется в собственных мыслях. Позволю себе не согласиться с Декартом и сделать предположение, что отдельной мыслящей и чувствующей сущности не существует. Снова вспомним Кришнамурти: на уровне Эго мы – это наши печали, тревоги, одиночество, боль, радость, страх и удовольствие.

Способность увидеть, что на общечеловеческом уровне нет «меня» и «тебя», требует не интеллектуальной концептуализации, а глубины чувств и понимания, которые не приходят автоматически. Мы должны осознать, что всякий конфликт происходит из-за нашей разобщенности, раздельности, потому что у каждого из нас были разные условия развития, у каждого – свои мнения и свои потребности. Чувствуя себя отделенным от других, мы начинаем сравнивать, мы не чувствуем себя в безопасности – с этого и начинаются все проблемы (Krishnamurti, 1984).

Понятие невещественной самости существует не только в восточной философии; о нем говорят и философы-постмодернисты, которые утверждают, что чувство собственного «Я» основано на том или ином дискурсе, т. е. на одной из версий происходящего (Burr, 1995), или что наше «Я» зиждется на языке культуры и формах нарратива, так что наша способность рассказывать истории и порождает у нас чувство идентичности. Для ощущения переживания некоего опыта мы все дальше и дальше развиваем эти истории.

Различные культуры по-разному формируют нашу самость (Burkitt, 2008). В некоторых восточных обществах на столь ценимые на Западе индивидуализм и самовыражение смотрят с неодобрением; эти качества считаются атрибутами нецивилизованного человека. В японской культуре, например, есть идея всеобщей взаимозависимости. А индуистское понятие Атмана (Самости) – это не то же самое, что наша личная самость, обладающая мыслями и желаниями. В традиционной индийской культуре личная самость не представляет никакой ценности (Marsella, 1989). На Западе все мы верим в независимость и автономность, хотя на самом деле наши мысли и поступки навязаны нам рекламой, правительственной пропагандой, телевидением и популярной мифологией.