Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России

Помню, на Троицу 1917 года в Лавре служил Преосвященный Иоасаф, старейший викарий, т. к. митрополичья кафедра не была занята. К Сергиеву дню уже приехал Московский митрополит и священноархимандрит Лавры – это был будущий Патриарх.

Когда я подходил к Кресту, митрополит меня узнал и тотчас же выразил желание, чтобы я впредь был его жезлоносцем при его приездах в Троицкую Лавру.

Помню отлично приезд новоизбранного и Нареченного Святейшего Патриарха в Лавру, тотчас после его избрания.

Избранный Первосвятитель объехал все пустыни: Черниговскую, Гефсиманскую и Зосимову, где проводил по неделям в молитве, подготавливаясь к своему тяжелому служению на Российском Патриаршем престоле. Многократно прислуживал я ему в этот период, выстаивая с радостью пятичасовые, а то и шестичасовые монастырские службы.

Помню тожественное соборное служение пяти архиереев в маленьком приделе Святого Духа в церкви, посвященной святому Филарету Милостивому, где покоится прах великого Филарета Московского. Это было 19 ноября. В приделе помещалось лишь одно духовенство, молящиеся же теснились в храме Святого Духа и толпились во дворе, стараясь подойти ближе к открытым окнам. Я прислуживал Московскому митрополиту. Помню, как сильно звучал голос протодиакона Розова даже и тогда, когда он распоряжался прислужниками, старался чуть слышно сказать: «Иди, голубок!»

В Сергиеву Лавру Святейший Патриарх приехал в первый раз в Светлый Четверг 1918 года – 26 апреля.

Незабываемая картина. Встреча у ворот. Уже издали, на мосту, ведущем от станции, в открытой коляске, запряженной парой гнедых рысаков, засиял алмазный крест на клобуке, отражая лучи весеннего солнца. Сквозь сплошную лаву людей, стоящих вдоль дороги, подъехал экипаж к воротам монастыря. Черный клобук и черная ряса наместника Лавры архимандрита Кронида особенно оттеняли цветную рясу Святейшего и белый куколь, украшенный вышитыми херувимами.

Надев зеленую бархатную мантию (кажется, принадлежавшую св. Патриарху Гермогену), Святейший прошел «со славой», предшествуемый певчими в синих с красным кафтанах, к Троицкому Собору.

В этот день я первый раз присутствовал на патриаршем служении. Зная прекрасно чин архиерейского служения, я тотчас заметил главные отличия: под облачение надели темно-красный бархатный парамант, Святейший стоял ступенью выше служащих иерархов до «и во веки веков»; протодиакон произнес особое многолетие всем Патриархам, и хор повторял целиком его слова; на «Верую» один лишь Святейший положил голову под воздух, а иерархи «потрясали» воздух вместе со священниками.

Помню также величественную фигуру протопресвитера Любимова, который выносил патриаршую митру при облачении, так как каждый предмет облачения подавался священнослужителями по старшинству.

Много раз прислуживал я Святейшему, но уже никогда не видал больше столь величественного богослужения – потом все уже было иначе.

Помню приезд Святейшего в ноябре на праздник преподобного Никона. Мы около часа стояли в притворе, звонил ко всенощной колокол, а Святейшего не было. Поезда опаздывали, плохо ходили, да и не знаю уже, как Святейший добирался от станции в Лавру. После часа ожидания мы все вошли в алтарь, и всенощная началась без Патриарха.

Во время стихир на «Господи, воззвах», пронеслось: «Святейший едет», открылись Царские врата и вновь все духовенство вышло навстречу Патриарху. А в притворе уже стоял сам Святейший в черной бархатной скуфейке, в черной рясе и потирал закоченевшие от холода руки.

Ему подают куколь, надевают мантию и ведут «со славой» в алтарь. В этот приезд Святейший служил с одним лишь архиереем – Преосвященным Серафимом (Чичаговым), и то только потому, что Преосвященный проживал тогда в Черниговском монастыре.

За чаем после обедни Святейший добродушно, с юмором, рассказывал, как ехал из Москвы между двумя огромными мешками, с неизвестным товаром, который везла какая-то «спекулянтка».

Видел я святейшего подъезжающего в крестьянских розвальнях к храму святых Харлампия и Власия в Власьевском переулке, что близ Арбата… Никогда не видел я, чтобы лицо Святейшего было бы печально. Всегда светлая радость, кроткая улыбка сияли на его лице, каждого озаряли, и только ласковые слова и шуточка, метко и остроумно сказанная, вызывали радость в сердце каждого подходившего к нему.

Сколько раз за чайным столом после литургии в гостиной митрополичьих покоев, единственной оставленной ему комнате после реквизиции лаврских корпусов под электротехническую школу слушал я добродушные рассказы Святейшего о пережитых им злоключениях.

После покушения на Святейшего на паперти Храма Христа Спасителя, когда какая-то женщина ударила его кухонным ножом, мы думали, что Святейший не сможет служить в Лавре на 5 июля. Несмотря на рану и перевязку, Святейший служил как обычно, немного морщась при поклонах у мощей преподобного покровителя Лавры. А за чайным столом так весело рассказывал про это покушение, комически описывая испуг протоиерея Хотовицкого, провожавшего его до экипажа и театрально воскликнувшего: «Святейший ранен!»