Читаем Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России полностью

Были дни торжества по случаю его освобождения. Народ и радовался о нем, и скорбел о Церкви. Патриарх был все так же спокоен. Что могло случиться с Церковью или с ним самим без благой-то воли Божией? Ничего. Тайна духовного покоя и духовного здоровья истинного православного христианина и его, конечно, первого, именно в этом.

Вспоминаю одного епископа, который сидел со мною в тюрьме. На вопрос чекистов, какого он мнения о Патриархе, ответил: «Я реально ощутил его святость…» Ответ привел чекистов в бешенство, и дело о ссылке епископа было тотчас решено.

После четырех с половиной месяцев сидения в Бутырской тюрьме я получил вдруг полторы недели свободы и принес Патриарху приветы и поклоны от заключенных епископов и священников. Патриарх мне, между прочим, сказал: «Лучше сидеть в тюрьме. Я ведь только считаюсь на свободе, а ничего делать не могу: посылаю архиерея на юг, а он попадает на север; посылаю на запад, а его привозят на восток…»

Патриарх по-прежнему был добр и благодушен, но такой худенький, измученный, что, прощаясь с ним, я заплакал от чувства жалости. Преклонив мою голову к своей груди, Патриарх спросил: «Что же ты плачешь?» Я совершенно неожиданно для себя самого ответил: «Мне кажется, что я вас больше не увижу…» Конечно, не Патриарха я видел перед собою весьма недолговечным, а внутри меня была полная уверенность, что и я долго на свободе не прохожу… Патриарх рассмеялся и сказал: «Ну, гора с горой не сходится, а человек с человеком сходится. Послужи завтра со мною».

Кстати сказать, в беседе с Патриархом я ему покаялся, что, сидя в тюрьме, не раз мысленно осудил его за сдачу позиций большевикам. Патриарх благодушно прощал меня и говорил о том, что его свобода хуже тюрьмы, и сам вспоминал свое сидение как лучшее время. На другой день я еще раз сослужил Патриарху в церкви великомученицы Анастасии, что у Бутырской Заставы. Затем был арестован и отправлен в Соловки. Больше я Патриарха не видел. Патриарх умер. Его замучила, сожгла на медленном огне своей сатанинской ненависти большевистская власть.

В соловецком кладбищенском храме, оставленном для местных монахов, вольнонаемных работников при лагере заключенных, духовенство служило панихиду по Патриархе. Все мы чувствовали тогда, что наступает новый тяжкий период жизни Церкви. Лица заключенных наших архиереев были не так грустны, как суровы и строги. Все мы сознавали, что опасность надвигалась, а какая, в чем – никто не знал. Счастливый период борьбы с врагом, когда перевес был на нашей стороне, во всяком случае, кончился. Это понимал каждый.

Карташев А. В.

По освобождении из большевистской тюрьмы я жил конспиративно в Москве летом 1918 года. Состоя избранным членом Высшего Церковного Совета при Патриархе, я одновременно работал в антибольшевистской политической организации так называемого «левого центра». Между прочим, мы разрабатывали программы и законопроекты для декларативного и делового употребления в Южной России, находившейся под управлением генерала Деникина, а также на случай появления национального правительства и в самой Москве. Программа положения Православной Церкви в русском государстве была, по существу, повторением уже изложенной выше системы взаимной свободы при взаимном сотрудничестве обеих сторон. Пред тайной отсылкой программы на юг России мы с другим общественным деятелем, ныне еще живым, отправились к Святейшему Патриарху за советом и критикой. В начале сентября 1918 года Патриарх Тихон принял нас в своем Троицком подворье, как всегда, очень ласково, за стаканом чаю и даже с самоварчиком. Дослушав до конца внимательно и грустно, он вдруг снисходительно засмеялся над нашими «хорошими словами», как мудрый старец смеется над идеализмом мечтательных юношей. «Хорошо! Уж очень все хорошо! Да только когда все это будет? Конечно, не теперь!» Как сын народа, Патриарх Тихон тогда уже инстинктом чувствовал силу и длительность народного увлечения большевизмом, не верил в возможность скорой победы белого движения и не был согласен с нами в политических расчетах.

А. И. Кузнецов

Мои воспоминания о встречах с Патриархом Тихоном

1.

Покойного Патриарха Тихона первый раз я увидел, когда он был Московским архиепископом.

Было это в Москве, в начале лета, в воскресенье. Мой путь лежал из Замоскворечья на Красную площадь. Стоял ясный, чудесный день, дыхание легкого ветерка обдавало теплом, на ярко-голубом небе ни облачка, вся необъятная ширь раскинувшегося во все стороны города сверкала серебром.

Было тихо. Но невозмутимая тишина была необычайна. Всюду царил революционный пафос – знамение эпохи. Дух торжества революции и дух тревоги переселили беспокойный человеческий муравейник из мирных жилищ на площади и улицы города – логическое развитие времени. И вдруг здесь, в центре событий, тишина и безлюдье.

На какую-то минуту я задержался у Лобного места. Налево, из храма Василия Блаженного, вышла небольшая горстка богомольцев, почти здесь же растворившаяся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары