Я к нему никогда не захожу. А ребята подсматривают и говорят, что он очень долго стоит на коленях, и иногда будто бы всю ночь.
Вид у него представительный. О таких говорят – дородный. Лицо некрасивое, простоватое – мужицкое. Очень интересные глаза. Глубоко посаженные, умные, серые – говорящие.
Моими книгами он интересуется. Всегда просит дать ему почитать, особенно журналы. Но никогда у себя не оставляет, просмотрит и возвращает.
Однажды он спросил, читала ли я Жития Святых.
– Нет.
Он сказал, что это не лишено интереса, и если есть возможность, то познакомиться не мешает. Принес и сам отметил, с чего начать и на что обратить внимание. А когда я спросила, почему он рекомендует именно это, он сказал, что это самое яркое, а остальное однообразно.
Когда я прочитала всю книгу, то убедилась, что рекомендовал он действительно самое поэтическое.
Забавный разговор был у нас о «Четках» Ахматовой. Возвращая книжку, он сказал: «Не стоит увлекаться такой тематикой, она слишком будуарна». Я чуть не фыркнула. Патриарх заботится о моей нравственности! Я сказала, что меня не интересует содержание, так как оно однообразно, что мне нравится форма – лаконичность и конкретность деталей. На это он ничего не ответил.
Самый хлопотливый день у нас среда. В среду приходит монашка. Она немолодая, довольно интеллигентная. Одета строго: в темное, но не в монашеское.
После вечернего чая я впускаю ее на нижнюю площадку. А на верхнюю выносят кресло. В середине лестницы, прислонившись к стене, стою я. В кресло усаживается Патриарх.
Монашка приходит с тетрадью и карандашом. Начинается обсуждение меню с четверга до следующей среды.
Патриарх сидит уютно, откинувшись на спинку, вытянув ноги и закрыв ладонью глаза. Монашка присаживается на нижней ступеньке. Они составляют завтрак, обед, полдник и ужин на всю неделю. Иногда это продолжается три часа до самого ужина. Патриарх совершенно не ест мяса. Но стол у него разнообразный, питательный и очень изысканный.
Монашка никогда его не торопит. Она терпелива, покорна и необычайно почтительна. Готовит изумительно, особенно тесто.
Меня мучают некоторые вопросы, в которых я не могу разобраться. Во-первых, я часто нарушаю Алешины «положено» и «не положено». Мы с Надей дежурим с правом сна, а красноармейцы – без. Я сказала Алеше, что не могу спать, когда передо мной парень клюет носом. Алеша ответил равнодушно: «Ему не положено».
А мы с Надей обязательно укладываем спать ребят, особенно того, который возвращается с наружного поста. Сами спим не больше двух-трех часов.
Потом, я никак не могу увидеть в Патриархе классового врага. Умом я понимаю, что он враг и, очевидно, очень опасный. А общаясь с ним, ничего вражеского не чувствую. Он обращается с нами идеально. Всегда внимателен, ласков, ровен. Я не видела его раздраженным или капризным.
Надя говорит, что Патриарх верующий, он живет по Евангелию, он прощает своих врагов. Я в Бога не верю, но бить лежачего не могу и никогда не стану.
Весь быт Патриарха в наших руках. Облегчить его положение или ухудшить – зависит от нас. Мы с Надей, насколько возможно, облегчаем. Для этого приходится нарушать «положено» и «не положено».
Патриарх часто причащается. Он говорит мне, что ему необходимо принять «Святые Тайны». Я посылаю красноармейца в церковь. И вижу в окно, как идет священник в полном облачении, неся на голове чашу со Святыми Дарами, покрытую воздухами, а за ним часовой с ружьем. Священник проходит в покои. Мне «положено» идти за ним и наблюдать всю церемонию причащения. Я этого не делаю, посылаю парня.
Два раза в неделю патриарх меняет белье – личное и постельное. Мне «положено» все проверить. Я поручаю ребятам.
Мне «не положено» убирать комнаты Патриарха. Но в его отсутствие я довожу их до идеального блеска. Ведь ни он сам, ни красноармейцы сделать этого не умеют.
С Лубянки Патриарх возвращается всегда очень утомленным. А когда отдышится – пройдется по всем комнатам, остановится в дверях дежурки и на меня посмотрит. Он ничего не говорит, только глаза у него улыбаются.
Меня успокаивает, что Надя ведет себя точно так же. А она член партии.
Последнее время Алеша каждый день возит Патриарха на Лубянку. Поэтому он ездит в роскошном шоколадном «лимузине», внутри отделанном белой лайкой. Когда я первый раз села в эту машину, спросила:
– Чья такая красавица?
– Какого-то Рябушинского.
Я дала Наде слово заменить ее в новогоднюю ночь, за нее отдежурить. Мы сидели с красноармейцем вдвоем. Он дремал, а я читала. Было очень тихо. В церкви шла служба, и до нас доносились торжественные удары колокола. Я читала невнимательно, так как представляла, что все верующие молятся сейчас о Патриархе и он это понимает и мысленно с ними.
А когда наступил Новый год и мы по благовесту поняли, что начали поздравлять, раздались тихие шаги. Удивленные, мы обернулись (Патриарх никогда не приходил ночью), увидели его. В шелковой рясе, с большим золотым крестом на груди, с тщательно расчесанными серебристыми волосами.